— Такой дорогой? Кольцо с тремя бриллиантами?
— У вас совковое представление о том, что такое «дорого» и что такое «дешево». — К Латышеву вернулось его прежнее высокомерие. — По моим доходам такое кольцо не было слишком дорогим.
— Значит, вы ни капли не переживали, когда Элена собралась замуж за другого?
— Ни одной секунды.
— Хорошо, — вздохнул Селуянов. — Давайте я запишу имя вашей подруги, с которой вы провели субботу.
— Сделайте одолжение. Ольга Емельянцева, сотрудница нашей фирмы. Она работает в отделе рекламы.
* * *
Белое и черное, черное и белое…
Мой мир с самого детства сужен до этих двух понятий. Можно или нельзя. Плохо или хорошо. Добро или зло. Нет середины, нет полутонов, нет привходящих обстоятельств и неоднозначных решений. Только «да» и «нет». И никаких «может быть».
Мне пять лет… Родители о чем-то громко спорят, мне кажется, что они ссорятся. Отец называет маму сукой, и я тут же подхватываю незнакомое слово, которое так легко произносится.
— Сука! Мама — сука! Мама — сука! — радостно кричу я в восторге от того, что новое слово быстро запомнилось и удобно легло на язык.
Ссора тут же прекращается, все внимание переключается на меня.
— Это очень плохое слово, — строго выговаривает мне мама. — Его нельзя произносить. Ты поступаешь плохо.
— Значит, папа тоже поступил плохо? — резонно спрашиваю я.
Мама растерянно умолкает, но тут в воспитательный процесс вступает отец. Он откашливается и делает серьезное лицо.
— Видишь ли, котенок, — говорит он, почему-то глядя на маму, а не на меня, — бывают ситуации, когда… Одним словом, не все так просто… Никогда нельзя точно сказать…
Но мне пять лет, и меня не устраивает шаткий и непредсказуемый мир, в котором «никогда нельзя точно сказать». Я — ребенок, и я хочу определенности. Моя детская боязливость требует уверенности в том, что мама с папой будут всегда, и всегда будет моя уютная постелька, и плюшевый заяц возле подушки, и сказка на ночь, и яблочный сок по утрам, и бабушкины пироги по субботам. Я хочу знать точно, что, если буду каждый день чистить зубы, говорить «спасибо» и «пожалуйста» и слушаться, меня будут хвалить, а когда начну капризничать или что-нибудь сломаю — меня накажут. Но если бывают разные ситуации, и не все так просто, и никогда нельзя сказать наверняка, то, может быть, меня будут наказывать за хорошее поведение и начнут хвалить за плохое? Мой пятилетний мозг не в состоянии справиться с такой задачкой. И я начинаю злиться.
Мне восемь лет… Родители взяли меня с собой в кино, и я вместе с ними смотрю на экран, где отпетый преступник, сбежавший из тюрьмы, кого-то спасает и погибает. Мама украдкой вытирает слезы, но я не могу понять, что ее так расстроило.