— Гриша. — Меня будто черт за язык дергает, я без конца его имя повторяю. Голову отклонила, пыталась отдышаться после глубокого, жадного поцелуя, Гришка шею мою продолжал целовать, а я за плечи его хваталась, и все шептала ему в полузабытьи:
— Тебе уехать надо. Послушай меня, пожалуйста. Пообещай мне.
Его на губы на короткое мгновение прижались к моим губам, мы встретились взглядами, и он переспросил:
— Что пообещать?
— Что уедешь.
— Почему?
— Да потому что тебя поймают, дурак! Уже раз поймали.
— Обошлось же.
— Гриша…
Он мое лицо в ладони взял, заглянул в глаза.
— У тебя волосы отросли.
У меня, как по заказу, губы задрожали, в глазах встали слезы, и я вцепилась в его руки.
— Гриша, пожалуйста… я с ума сойду.
Он мне рот еще одним поцелуем закрыл, затем отстранился, достал что-то из кармана и вложил это мне в ладонь. Я тут же сжала ее в кулак, чувствуя прохладу и гладкость предмета, глаза таращила, не понимая, что происходит.
— Завтра приходи. Суворовская, семь. Квартира десять. Ключ я тебе дал. В час.
Я рот открыла, головой отчаянно замотала, но вместо того, чтобы наотрез отказаться, пробормотала:
— Я не могу в час, у меня в два шейпинг.
— Тогда приходи в два. Адрес запомнила?
Я тупо кивнула.
— Молодец. А теперь иди.
— Гриша…
— Завтра поговорим.
Из подъезда я вышла на подгибающихся ногах, меня мотало, как колосок на ветру. Теперь уже явственно услышала гром, глаза к небу подняла и увидела черную тучу. В воздухе уже пахло грозой, я сделала несколько бурных вдохов, потом повернулась и распахнула подъездную дверь. Гришки не было. Куда он делся? Сумасшествие какое-то. Я даже рискнула подняться на один лестничный пролет, прислушалась, но так и ушла ни с чем, только ключ в руке сжимала. Губы горели после поцелуев, меня трясло, ладонь жгло, словно Гришка мне не ключ, а черную метку преподнес, и та оставила отметину на моей коже. Знак того, что я предательница.
Ключ я сунула в бардачок, уверенная, что никуда завтра, конечно же, не пойду. Весь день так считала, целые речи сочиняла, и жалела, что все эти умные мысли мне вовремя в голову не пришли, и я не высказала все это Гришке в лицо. А нужно было сказать, нужно, чтобы он, в конце концов, понял, как это несправедливо, играть на моей порядочности и страхе потерять семью и любимого человека. А любимый для меня, без сомнения, муж.
Вечером, увидев окно, как во двор въезжает машина мужа, я поспешила вниз. С улыбкой спускалась вниз по лестнице, ожидая, что Сережа сейчас войдет в дом, увидит меня, улыбнется в ответ, и мне станет легче. Я пойму, что мне не нужен мир за стенами этого дома, мне нужен только мой муж, родной любимый человек, а все остальное — это мелочи жизни, недостойные нашего внимания. Это Сережа так говорил иногда, я никогда с ним не соглашалась, потому что по своей натуре была человеком отзывчивым, а вот сейчас захотелось поступить именно так, эгоистично. Наше благополучие и больше ничье. Но Сережа в дом вошел, и даже не заметил моей улыбки, только хмуро мазнул по мне взглядом, и сказал: