— Пойдем.
Сильные пальцы сжали мой локоть, я дико на Гришу глянула, но пошла с ним. Он распахнул передо мной деревянную дверь подъезда, мы вошли и оказались в прохладном полумраке. Тишина стояла такая, словно дом был нежилым. По лестнице мы подниматься не стали, Гриша подтолкнул меня в полутемный простенок под лестницей, я же только глаза таращила, не в силах оказать ему сопротивление. Дар речи обрела только после того, как схватилась за прохладную, противную на ощупь стену, и брезгливо поморщилась.
— Ты с ума сошел, — гневно зашептала я ему. — Тебя давно не должно быть в городе!
— Ты заметила, что ты при каждой встрече меня отсылаешь?
— Я заметила, — кивнула я. — И нормальный человек понял бы с первого раза и уехал!
— А я не нормальный.
— Это точно, — не стала я спорить. — Ты, видимо, ждешь, когда тебе голову оторвут!
— Ты на мужа своего намекаешь? Нет, ему слабо.
Я презрительно фыркнула.
— Правда? Да где бы ты был, если бы я тебя не спасла три дня назад?
— Ну, помнится, ты говорила, что твой муж человек порядочный, а теперь грозишь мне им?
— Он бы вызвал милицию, — гневно начала я, а Гриша рассмеялся мне в лицо.
— Ага. И посадили бы меня за похищение.
Я только дышала тяжело, не зная, как с ним разговаривать.
— Гриша, вот что ты упрямишься? Тебе уехать надо. Деньги у тебя есть… Так что не ищи лишних проблем.
— Что ты мужу про деньги сказала?
Я отвернулась.
— Ничего не сказала.
— И он не хватился?
— Пока нет, ему не до этого. Да и не должен он их хватиться, он отдал их моей матери. Я с ней поговорила, — призналась я. — Она не будет заговаривать о них.
— Настька.
Я голову подняла и посмотрела возмущенно.
— Хватит называть меня так, я тебе не кошка! Я, как человека тебя прошу, уезжай! — Я выдохнула это ему в лицо, а когда он улыбнулся, мне это показалось издевательством.
— У меня в городе дела, котенок.
— У тебя дела? Ты понимаешь, что Сережа про тебя знает? И Ефимов!..
— Что Ефимов?
— Он же настоящая ищейка, если след взял, не успокоится.
— А ты за меня переживаешь?
— Что ты выдумываешь? — возмутилась я, а он вдруг схватил меня за локти и притянул к себе. Я забилась в его руках, чувствуя, как в груди стремительно растет предательское томление. Даже раскаты грома почудились. И еще надеясь на что-то, взмолилась:
— Пусти, Гриш.
Вышло еле слышно, он смял мои губы своими, и я в отчаянии коротко и протестующе застонала. Его щеки были колючими, дыхание горячим, а руки сильными. Я от досады на саму себя чуть ногами не затопала. Что я делаю в этом старом подъезде, в котором пахнет сыростью и чем-то казенным, в обнимку с бывшим уголовником?