— Каидан думает, что его отец позабудет обо мне, если я скроюсь и не буду о себе напоминать.
— Может позабыть на какое-то время, пока занят другими делами или погружен в работу, но рано или поздно вспомнит.
Он поерзал на сиденье.
— Пора отсюда выбираться.
— Из тюрьмы? А как?
— Скоро будет рассматриваться дело о моем условно-досрочном освобождении. Я воспользуюсь силой влияния и обеспечу решение в свою пользу. Так что свобода — вопрос нескольких недель, и как только это станет безопасно, я с тобой свяжусь. А без меня ничего не предпринимай. Я хочу, чтобы после визита в монастырь ты отправилась прямо домой. Возвращайся туда как можно скорее и оставайся там. Обещаешь?
— Обещаю.
— И держись подальше от дома Роувов.
— Разумеется.
— Хорошо. Хорошая девочка. Вместе мы придумаем, как быть. Ты веришь мне?
— Да, сэр.
Мы снова взялись за руки. Рядом с ним, казалось, не было ничего невозможного, и я чувствовала себя счастливой.
— У тебя такая милая улыбка, — сказал он. — Ты красавица от природы.
Никто еще не называл меня красавицей, разве что Патти. Конечно, когда речь идет о комплиментах, родители не в счет, но от слов отца мне стало хорошо.
Я посмотрела на часы — как быстро бежит время!
— У нас с тобой час, дочка. О чем еще тебе рассказать?
Я по-прежнему не была готова спросить, какая судьба ждет души исполинов, и отложила это на самый конец. Подумав секунду, я задала другой вопрос:
— Как ты думаешь, Марианту наказали?
— Она не в аду, если ты об этом. Окажись она там, я бы услышал.
При слове «ад» у меня засосало под ложечкой. Поколебавшись, я решилась спросить:
— А каково там? Внизу?
— Есть вещи, которые трудно объяснить, и это одна из них. — Отец высвободил одну руку и погладил бороду. — Представь себе широкий темный проход между двумя небоскребами, который бесконечно тянется вперед, а стены по бокам уходят в высоту, покуда хватает взгляда. Немыслимо тяжело сохранить надежду. Души сгорают просто от безысходности.
— Ты здорово объясняешь труднообъяснимые вещи, — сказала я, передергивая плечами. От нарисованной отцом картины меня пробрал холод.
— У меня было много времени на размышления.
— А почему Бог не помешал Люциферу планировать мятеж?
— Потому что любил его. Видел его огромную силу и позволял ему этой силой распоряжаться. Все могло повернуться иначе. Люцифер был способен сделать правильный выбор. И я думаю, Бог на это надеялся. Может быть, тебе кажется жестоким испытывать ангелов и человеческие души, но это не так. Чтобы понять свои истинные возможности, мы должны противостоять трудностям. И очень важное испытание — то, как мы ведем себя при поражении.