Пожалуйста, дай мне сил. Пожалуйста, пусть это случится быстро. Пожалуйста, ниспошли мне мир.
И сквозь меня, текучая и прохладная, прошла волна мира, смывая нависшую панику. На мгновение я закрыла глаза и представила себе любящее лицо Патти.
Рахав поприветствовал всех с сильным французским акцентом. В отличие от Фарзуфа, он не улыбался и не пытался раззадорить присутствующих, а говорил отрезвляюще и холодно.
— Много лет прошло с тех пор, как мы в последний раз были вынуждены обратиться к проблемам исполинов. — Это слово он выплюнул с отвращением. — Тем не менее, как неразумные люди не учатся на прошлых ошибках, так и вы, низшая раса, к этому не способны. А все очень просто. Ваша жизнь принадлежит не вам. Вас вырастили, чтобы вы нам служили. Или вы работаете на нас, или теряете право находиться на земле. Среди вас есть одна, которая получила предупреждение, но не сделала правильных выводов. Грех прекрасен, но даже мы не должны позволять греху взять над нами верх. Потому что когда это происходит, мы теряем способность должным образом влиять на людей. Как вы считаете, я достаточно просто объяснил?
К чему он клонит?
Темные глаза-бусины Рахава принялись обшаривать зал, и я затаила дыхание. Его взгляд скользнул мимо нашей группы и остановился на одном из столиков в центре помещения. Затем Рахав сцепил руки за спиной и начал расхаживать туда-сюда по сцене. Фарзуф, оставаясь на краю сцены, наблюдал за ним с истовым восхищением. Наконец, Рахав остановился и снова посмотрел в том же направлении. Я не осмеливалась шелохнуться, но усилила зрение, чтобы понять, кого он себе наметил. Столики в середине стояли довольно плотно, и там, куда глядел Рахав, сидело не меньше дюжины разных испов.
— Герлинда. — Рахав произнес это имя так, что мне показалось, будто ко мне в ухо вползает что-то склизкое. — Дочь Кобала.
Кобал? Вспомнила — это повелитель чревоугодия. Что происходит?
Рахав с пылающими ненавистью и презрением глазами указал на кого-то пальцем. В ответ из середины зала раздался тоненький жалобный писк, как будто пнули ногой щенка. И тут же послышался звук передвигаемых по выщербленной плитке стульев — это исполины, сидевшие по соседству с Герлиндой, спешили от нее отодвинуться. Вскоре она осталась одна в середине зала.
Герлинда оказалась рослой женщиной лет тридцати с чем-то, с коротко остриженными гладкими соломенными волосами. Она выглядела аккуратной и ухоженной, но одно несомненно внушало тревогу. Все известные мне повелители и испы старательно поддерживали форму. А Герлинда — я не очень хорошо умею определять вес по внешнему виду, но на глаз в ней было фунтов триста с лишним.