Она держала руку у рта — писк явно вырвался оттуда без ее разрешения, — а в ее глазах застыла паника.
— Можешь ли ты показать нам, собравшимся здесь, как не надо себя вести, Герлинда, дочь Кобала? — спросил у нее Рахав тем же склизко-чешуйчатым, вызывающим омерзение, голосом. — Тебе нужен стимул? — Он вытащил из кармана сладкий батончик и насмешливо им помахал.
Герлинда оцепенела у себя на стуле с широко раскрытыми глазами, а повелители разразились хохотом.
— Валяй, тяжеловес, так держать! — выкрикнул с сильным британским акцентом повелитель, похожий на Фабио. Видимо, это был Астарот, отец двойняшек. Ужасно вульгарный.
Следующие несколько минут были полны заливистого смеха и непристойных замечаний от грубиянов-повелителей.
— Сама залезешь на сцену или тебя вкатить?
— У меня в кармане для тебя кое-что есть, порядок!
И так далее, и тому подобное.
За это время у меня сменилось несколько эмоций. Чистая радость по поводу того, что я спасена. Отвращение к тому, как они обходятся с этой женщиной. Ужас, что сейчас мне придется стать свидетелем чего-то чудовищного, — я не знала, что именно они планируют, и от этого было только хуже.
Один из повелителей швырнул что-то в Герлинду, и вот на нее уже градом посыпалась разнообразная нездоровая еда. Выпечка, конфеты, сырные шарики. Они запаслись всем этим заранее. Я посмотрела на столик отца. Вместе с ним сидела Иезабет, а также Мельхом и Алоцер, отцы Блейка и Копа. Все четверо наблюдали за происходящим со скучающим видом, как будто участвовать в представлении было ниже их достоинства. Но злобные повелители по соседству с ними и не думали о самоуважении.
Это было избиение едой, и по щекам Герлинды катились слезы. Несчастная женщина не пыталась ни уклониться, ни заслониться, а мое сердце разрывалось от жалости к ней. Одновременно я спрашивала себя, единственный ли она повод для сегодняшнего форума или расправа с ней — лишь прелюдия к главному спектаклю.
Тут за одним из столиков поднялся высокий худощавый мужчина с ледяными глазами и светлыми волосами. Тыча в Герлинду пальцем, он крикнул по-немецки:
— Gerlinda! Beweg dich auf diese Bühne, los jetzt![11] — и показал на сцену. Это, очевидно, был Кобал, отец Герлинды. Его щеки пылали от гнева. Герлинда покачала головой и не двинулась с места. Тогда Кобал отбросил свой стул, опрокинув его, и стремительно и уверенно направился к дочери. Подошел, грубо схватил ее за плечо, рывком поднял на ноги и начал толкать в сторону сцены. Она вскрикнула, а повелители подбадривали Кобала веселыми возгласами.