— Нет-нет, всё нормально.
— Как бы нам из-за этого твоего секстинг за рулем в аварию не попасть, — заметила я.
Каидан расхохотался.
— Я постоянно слушаю дорогу. Дистанция до машины, которая идет перед нами, — две и три четверти длины корпуса, до машины позади нас — четверть мили. Ее сейчас обгоняет компактный автомобиль, судя по звуку мотора, иностранный — «Хонда», скорее всего. Через двенадцать секунд он поравняется с нами. У него гоночные шины и утолщенные покрышки. Секстинг за рулем…
Он снова засмеялся. Через двенадцать секунд мимо нас пронеслась на широких шинах приземистая «Хонда Цивик». Сплошной выпендреж.
Каидан показал мне знак границы штата на въезде в Миссисипи, а потом в Теннесси, где мы, к моему ужасу, перечитали все до единой надписи, касавшиеся Элвиса Пресли. Когда я пыталась смеяться над Каиданом, он широко улыбался. При этом его глаза сощуривались самым что ни на есть обворожительным образом, и у меня сжималось сердце.
В Арканзасе мы перестали болтать и какое-то время ехали молча. Бак джипа — пожирателя топлива — опустел, и Каидан свернул, как он выражался, за горючкой. На заправке он отдал мне телефон, я выпрыгнула на асфальт размять ноги и, прогуливаясь взад-вперед, позвонила Патти, чтобы кратко ей доложиться. К моему облегчению, на этот раз она не заплакала, и я завершила разговор одновременно с тем, как Каидан закончил заправляться.
— Четыре штата за один день, — сказал он, когда мы вернулись в машину. — Неплохо идем.
— Очень! — согласилась я. — Дай знать, если понадобится сменить тебя за рулем.
— Пока не надо. Но если достанешь еду, будет хорошо.
Патти дала мне с собой сумку-холодильник, битком набитую всевозможными припасами. Чего там только не было — и напитки, и сэндвичи четырех видов, и домашние оладьи и пирожные, и свежие фрукты в пластиковых контейнерах! Она трудилась всю ночь.
Мы ели, продолжая движение. Каидан безуспешно поискал в приемнике любимую радиостанцию и на полную мощность врубил плеер. Сиденье подо мной завибрировало от басов, но я ничего не имела против громкой музыки. Наоборот, она мне нравилась — ведь дома я всегда была вынуждена приглушать звук. Кроме того, под музыку не требовалось поддерживать разговор. Так проходили час за часом, и с ними улетучивались последние остатки неловкости.
Позже, все еще в Арканзасе, мы въехали в грозу — самую страшную, какую я когда-либо видела. Небо было черным от туч, а капли дождя так колотили по крыше машины, что казалось, с неба сыплются камешки. Время от времени сначала вспышки молний, словно чужое солнце из кошмарного сна, озаряли землю, затем без промедления ее сотрясал гром, и мы опять возвращались в темноту.