— Можно и в одном, если там будут две отдельные кровати, — предложила я. — А Патти ничего не скажем, если она прямо не спросит.
— Вполне честно.
Он свернул на въезде в Уэбберс-Фолс и нашел единственный в городе мотель. Он назывался «Сияющий доспех», но впечатление производил, мягко говоря, не блестящее. Меня это не волновало, а вот Каидан, судя по всему, забеспокоился.
— Как-то тут подозрительно.
— Не беда, — уверенно заявила я, хотя очень живо представляла себе ночь в обществе нескольких клопиных семеек.
Каидан пошел регистрироваться, а я осталась в машине и позвонила Патти рассказать, где мы и как у нас дела. Она жаждала знать все подробности, касающиеся Каидана, и рассказала, какой он хороший, а еще про радугу и про его аппетит — тут Патти развеселилась. Когда мы уже прощались, Каидан вернулся в машину с пластиковой карточкой-ключом.
— Хорошо, Патти, счастливо! Позвоню тебе завтра.
— Счастливо, милая! Спокойной ночи. Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю. Пока.
К этому моменту я уже немного освоила этот аппарат, так что отключилась самостоятельно, после чего вернула телефон Каидану. Он помедлил и спросил:
— Вы всегда это говорите?
— Что говорим? — не поняла я.
— Что вы… любите друг друга?
— А, да. Всегда.
Каидан задумчиво кивнул и забрал наши сумки с заднего сиденья. Мы вдвоем вошли в гостиницу и двинулись по коридору, сосредоточенно разбирая цифры на дверях. «Наверное, — думала я с грустью, — он никогда никому не говорил этих слов и ни от кого их не слышал — ну, кроме девочек».
В крохотном номере мы, не разбирая сумки, скинули обувь и повалились каждый на свою кровать. Каидан выбрал место у окна, а я у перегородки, за которой находилась ванная. Беглый осмотр углов насекомых не выявил.
Вскоре мы оба развернулись на кроватях лицом друг к другу. Каидан начал играть одним из своих ножей, и я приподнялась на локте, чтобы лучше видеть. Меня передернуло от страха, когда он раскрутил нож на ладони, быстро провел его между пальцами и еще раз завертел на костяшке среднего пальца.
— Мне страшно, когда ты так делаешь, — сказала я.
— Вижу. Но ты не беспокойся — я с семи лет так играю и ни разу не порезался.
— С семи лет?
— Я тогда впервые подрался в школе — с братом девочки, которую поцеловал на детской площадке. И отец дал мне нож с пружинным лезвием, предупредив, чтобы я учился защищаться, потому что мне еще не раз придется драться.
— Он что, хотел, чтобы ты пользовался оружием в школьных драках? С другими детьми?
— Нет-нет. Только чтобы я мог себя защитить, когда стану старше, — как сейчас.