Мне и вправду нужно пока держать свою тайну при себе.
Я всегда могу определить, когда моя мама достает вас. Ваши вопросы становятся более прямолинейными.
Да. Я чувствовал себя некомфортно на последнем ультразвуковом обследовании. Пол, наверное, не возражал бы, если бы я там не присутствовал, но он всегда и во всем поддерживал мою маму. Как обычно.
Давайте на минуточку исследуем эту ситуацию. Мое состояние дискомфорта не имело ничего общего с моей болезнью. Нет, эта фигня тут ни при чем.
Любой шестнадцатилетний подросток с трудом бы удерживал тошноту, видя, как его уже беременная на последних месяцах мать обнажает свой гигантский живот, а доктор обмазывает его специальным составом. Моя реакция (отвращение) оказалась вполне естественной. Моя мама лежала на столе полуголая, а Пол эротическими движениями массировал ей плечи и время от времени шептал ей что-то на ухо. Затем она покраснела. Честно говоря, мне не нужно всего этого видеть, слышать и/или вообще находиться в радиусе ста метров от данного действа. Одно даже прикосновение – это совсем не то, что я должен наблюдать, на самом-то деле. Если раздутый живот моей матери не явился достаточным индикатором, то я уже знаю о том, что она сексуально активна. И как ее сын-тинейджер, думаю, что действительно сумел мужественно и вполне достойно выстоять всю процедуру.
Я рад, что они счастливы. Здорово и то, что маме не нужно будет выходить на работу после рождения малыша, потому что на этот раз она может позволить себе оставаться дома, если захочет. Да, я говорю вполне искренне. Думаю, все, что происходит сейчас в ее жизни, – это благословение, и она заслуживает того счастья, которое получает. Даже включая то тошнотворное, жеманное романтическое сюсюканье, которым они с Полом могут заниматься часы напролет.
Но господи боже мой! Мне совсем нет необходимости слушать отчет о состоянии маточных стенок моей мамы. Мне не нужно знать, что занятие сексом в нужное время – это вполне здоровый способ вызвать роды. И мне не надо было наблюдать за тем, как рука Пола путешествует вверх-вниз по маминому животу. Эта картина, наверное, навсегда останется перед моим мысленным взором. На самом деле я даже уверен в том, что образы как будто впаиваются в мои веки. Хотя ни один из перечисленных моментов не являлся для меня таким уж обязательным для запоминания.
А знаете, что было самым страшным во всем этом мероприятии? Когда доктор заговорил про кормление грудью, у меня соски заныли. Мои соски.
Моим соскам не придется честно потрудиться ни разу в жизни, и все же они были озабочены моим будущим братиком или сестричкой, и их просто жжет от дискомфорта, если кто-то начинает говорить о грудном вскармливании. Вообще-то у меня имеется диагностированное психическое заболевание, но оно волнует меня меньше, чем мои чуткие соски. Я даже не знаю, можно ли с этим что-нибудь поделать, но мне хотелось бы надеяться, что мои околососковые кружки снова станут выполнять свою исключительно декоративную роль.