Ксавьер подошел к двери в новую гостиную-столовую… и застыл. А когда повернулся к Уинни, то лицо его было чернее тучи.
– Что это такое? Это… это просто ужасно!
– Ничего подобного. На «Вилле Лоренцо» у нас новый лозунг. Все подчинено эффективности… и чем менее броско, тем лучше. Вы сказали, что хотите столовую. Вот, пожалуйста.
– Гостям негде посидеть после обеда.
– «Вилла Лоренцо» не подает обеды, поэтому это излишне.
– Где будет играть Луис?
– Ваша смета не включала детскую игровую комнату. Я решила, что это тоже излишне.
Уинни ждала, что он прямо сейчас ее уволит. Пусть подождет – у нее припасено для него кое-что еще, так сказать pièce de résistance[4], вишенка на торте. К тому же она хочет многое ему сказать. Но скажет она ему это при личной беседе, не перед Тиной, которая таращит на них глаза, и не перед постояльцами, которые могут появиться.
Уинни улыбнулась ему дежурной улыбкой – практиковалась перед зеркалом целый месяц.
– Хотите осмотреть весь мотель?
Он поджал губы, но жестом показал, что не возражает, и пропустил ее вперед.
Для начала она провела его по комнатам нижнего этажа. Комнаты были точными копиями одна другой – безликие и скучные. Он ничего не сказал, но Уинни чувствовала, как растет его раздражение.
Они поднялись наверх по задней лестнице.
– Мы отказались от деревянных перил. Нержавеющая сталь намного практичнее.
– И уродливее.
– Но они очень хорошего качества. Вполне оправдывают затраченные деньги.
– Вы считаете, что это то, что я хочу?
Он ни разу не спросил, как она себя чувствует, не улыбнулся ей… даже не поздоровался.
Поэтому без малейших угрызений совести она сказала:
– Насколько я понимаю, то, чего вы хотите, это холодная и обезличенная обстановка, где все подчинено правилам полезности. Разумеется, с качественной мебелью и современной сантехникой.
– А где капитан? – вдруг недовольно спросил он, уставившись на абстрактный эстамп на стене, где раньше гордо красовался портрет капитана.
Ага, он недоволен. Значит, не все потеряно.
Возможно не все. Уинни не тешила себя пустыми надеждами. Хотя…
– Наверное, куда-то выбросили.
– Вы выбросили портрет вместе с мусором? – изумился он.
Конечно же она не выбросила – портрет у нее дома в гостиной. Но Ксавьеру незачем это знать.
– Поправьте меня, если ошибаюсь, но, помнится, вы говорили, что эта картина – штамповка. Я учла ваше замечание.
Он поджал губы. Эти губы, которые сейчас сердито вытянулись в струнку, совсем недавно целовали ее и возносили в рай. А потом эти же губы произнесли отвратительные, злые слова, которые ввергли ее в ад.