«— Скажи мне, Викки… Скажи мне это в последний раз.
— Твоя девочка. Нет тебя — нет меня…»
Нам не досталось той нормальной любви, о которой пишут в книгах, о которой снимают фильмы. Любви в нормальном ее понимании. Нам досталась наша лють, наша дикость, наша необратимость, наша игра со смертью. Ты отыграл мою партию…за меня. Теперь твоё соло, любимый, и ты проиграешь смерти…а, может, ты сдашься ей добровольно с гордо поднятой головой.
Потом я слышала топот ног по лестнице, видела отца, кричала Рино бежать, а он, естественно, не слышал меня, рычал и скалился, когда его окружили со всех сторон. Скалился, прижимая меня к себе, и никто не смел подойти. Словно к клетке, в которой живой зверь не дает приблизиться к мертвой самке. Одичалый, злой, загнанный в угол свирепый зверь. Когда его обезвредили и утащили из комнаты, а я не смогла пойти за ним, я вдруг почувствовала, что и меня куда — то тянет…Увидела, как по потолку мечутся тени и шепотом взывают ко мне, а я не могу уйти…меня держит странный звук. Он мне что — то напоминает и стучит у меня в голове «тук — тук…тук — тук», тихо и очень быстро. И я плыву на это звук вниз, туда, где лежу на черных простынях, с раскинутыми руками и растрёпанными волосами. Этот звук он доносится из меня… там, внутри безжизненного тела, бьется крохотная жизнь. Она меня не отпускает. Держит очень крепко, и тени на потолке исчезают, стихает их шипящий шепот, а я сливаюсь сама с собой….
* * *
Провал…. черный провал, из которого выныриваю снова, и теперь уже слышу голос отца.
Я понимаю каждое слово и вместе с жаждой жизни во мне растет ненависть… ненависть к тому, кого я любила и называла отцом. К тому, кто безжалостно использовал меня в своих играх. Тому, кто сейчас говорил о моем ребенке, как об очередном объекте. И я не могла понять, я в своем жутком прошлом, или в настоящем, где повторяется один и тот же кошмар. Только я уже не безропотная Викки. Я вернусь. Я соберу все свои силы и вернусь, потому что от меня зависит жизнь этого существа во мне. Оно есть… я его чувствую. Теперь чувствую очень отчетливо. Часть меня и Рино, которая делает нас единым целым вне измерений времени. Наша персональная вечность, за которую я буду вгрызаться в эту жизнь.
В горло врывается поток воздуха, и первый удар сердца оглушает дикой болью все внутренности. Того сердца, которое еще не зажило, которое только начало срастаться, рубцеваться. Каждый его удар оглушал меня мучением. Я понимала, что вернулась. Что это уже не сон и не мой бред. Я лежу на постели, утыканная проводам и датчиками. Я живая… и внутри оглушительной вспышкой — если я жива, то и Рино будет жить. Он почувствует. Не сразу…но он почувствует, что я дышу. Я знаю.