Если ее нельзя расстрелять
как шпионку, то нужно сжечь как ведьму.
Из материалов суда над Матой Хари.
Реплика свидетеля.
Гостей, приехавших в дом, встречал портрет хозяйки, выставленный на самом видном месте огромной гостиной.
«Смело, смело, — одобрительно подумал один из них. — Не каждая семидесятилетняя женщина рискнет предъявить для всеобщего обозрения свое великолепие, оставшееся в прошлом».
«Ведьма, — думал другой гость, рассматривая картину. — И глаза какие-то нечеловеческие, зрачок узкий, как у кошки… Да и нравственность у нее была примерно на том же уровне… Хотя почему «была»? Какая была, такая и осталась!»
«Нет, ну почему одним все, а другим ничего? — терзалась завистью гостья. — «Вот ведь как бывает: и внешность, и деньги, и любовников куча, и пожила в свое удовольствие… Никакой ответственности, никаких обязанностей… Мужья на руках носили, любовники подарками заваливали… Черт, неужели нам ничего не оставит? С нее станется! Завещает сувенирчик какой-нибудь, вон хоть этот портрет, и будет смеяться с того света. Она ведь знает, как нам нужны деньги. Хотя кому они не нужны?»
«Интересно, почему у нее не было детей? — думала другая женщина, стоя перед портретом. — Не могла или не хотела? Или просто бог не дал? Несчастная женщина… За все в жизни приходится платить. И за красоту, и за любовь, и за материальное благополучие. Какой у нее грустный взгляд. Сколько здесь ей?
Девушка, разглядывавшая портрет, обернулась к одному из мужчин и негромко спросила:
— Вы не знаете, сколько ей здесь лет?
— По-моему, около сорока, — ответил тот с сомнением в голосе. Подошел к картине и прищурился, разглядывая подпись художника. — Год не указан…
— Да какая разница, — раздраженно вмешалась в беседу его жена. — Тридцать, сорок, пятьдесят… Кого мы ждем? Почему она не выходит?
Муж слегка усмехнулся.
— Красоту наводит, — сказал он с неуловимым сарказмом.
— Господи, да что там уже наводить? — вполголоса спросила другая дама и перелистнула страницу дамского журнала.
Девушка быстро обернулась к ней.
— Мама! — сказала она негромко, словно о чем-то предупреждала.
— Что «мама»?
— Не надо! Мы у нее в гостях.
Женщина усмехнулась, присела на диван и вся ушла в разглядывание осеннего дамского каталога.
— Не волнуйся, Валечка, — сладко успокоила ее еще одна гостья. — Тебя в завещании не обидят. Все знают, что ты ее любимица.
Девушка вспыхнула, но ничего не ответила. Отошла к окну и стала разглядывать унылый октябрьский пейзаж.
Она знала, что хозяйка дома питает к ней слабость. Строго говоря, родственницами они не были: так, седьмая вода на киселе. То, что ее отец приходился хозяйке дома двоюродным племянником, роли не играло. Да и умер отец почти десять лет назад, а до этого с тетушкой практически не общался. Существовало у нею против дальней родственницы определенное предубеждение. Впрочем, все это глупости.
