Более того, Рейчел вошла во вкус и купила себе две блузки, свечу и очень дорогой восстановитель для волос. В ювелирном отделе внимание Рейчел и Брайана привлекло выставленное в витрине ожерелье. В первую минуту они вообще ничего не говорили друг другу – только переглядывались. Фактически ожерелий было два: одно покрупнее, другое, внутри его, поменьше – бусины из черного оникса, нанизанные на цепочки из белого золота. Вещь совсем недорогая, – наверное, Рейчел не оставила бы ее в наследство дочери, если бы у них с Брайаном родилась дочь. И все же…
– В чем его привлекательность? – спросила она Брайана. – Чем оно так нравится нам?
Брайан долго смотрел на нее, размышляя над вопросом.
– Может, дело в том, что оно двойное?
В магазине он надел ожерелье ей на шею и долго возился с тугой застежкой, но продавец заверил их, что это нормально, она разработается. И вот уже черные бусины охватывали шею Рейчел, спускаясь на блузку.
Выйдя из магазина, Брайан погладил рукой ее ладони:
– Сухие, как кости.
Она кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами:
– Пошли.
Брайан повел ее в кабину для фотографирования, устроенную под эскалатором. Опустив в автомат монеты, он втянул ее за собой в будку и заставил смеяться, приподняв ее грудь, пока она задергивала занавеску. Когда лампочка стала мигать, Рейчел прижалась щекой к его щеке, и оба стали строить рожи, высовывать языки и посылать в камеру воздушные поцелуи.
Покончив с этим, они просмотрели полоску из четырех снимков: вполне дурацкие, все как полагается, к тому же на первых двух у каждого было лишь полголовы.
– А теперь я хочу, чтобы ты снялась одна, – сказал он.
– Зачем?
– Пожалуйста, – попросил он очень серьезным тоном.
– Ладно…
– Я хочу, чтобы у нас осталась память об этом дне, так что смотри в объектив со всем возможным достоинством.
Оставшись одна в будке, Рейчел почувствовала себя глупо. Она слышала, как снаружи Брайан опускает монеты. Но одновременно у нее возникло ощущение, что она чего-то достигла; здесь он был прав. Год назад она и подумать не могла о том, чтобы выйти на улицу. А сегодня разгуливала по пассажу, в гуще людей.
Она уставилась в объектив.
«Я все еще боюсь. Но совсем не так, как прежде. И я не одна».
Когда она вышла, Брайан показал снимки, и ей понравилось. Она выглядела немного неприступной – не такой женщиной, с которой можно валять дурака.
– Глядя на эти снимки или надевая ожерелье, – сказал Брайан, – всякий раз вспоминай, какая ты сильная.
Рейчел огляделась:
– Это ты был сильным, дорогой, и заставил меня проделать это все.