Он исчез так же внезапно, как и появился.
Фалина поторопилась отойти от высоких, раскачивающихся деревьев, спряталась вместе о детьми в кустарнике.
Яркий огненный луч упал на землю, за ним почти мгновенно раздался такой оглушительный удар грома, что дети и даже Фалина в ужасе закрыли глаза. Гено и Гурри тесно прижались к матери. Молния попала в тополь, расщепив его сверху донизу.
— Я умираю… — простонало высокое дерево. Из его сухого тела взметнулись кверху языки огня, побежали к веткам, которые тянулись вверх и вдруг заполыхали с сухим треском.
Дети в панике хотели бежать.
— Спокойно, стойте на своем месте, — оказала Фалина.
Малыши в страхе теснее прижались к матери. Неведомый ранее ужас сковывал их.
Вскоре начался дождь. Он стучал, шумел, барабанил, пробивая плотные кроны деревьев, в одно мгновенье затопил землю, а затем потушил горящий тополь. Буря утихла. Слышался лишь оглушительный шум дождя. Стало заметно холоднее. Только одна за другой сверкали молнии, яростные удары грома раскатывались над лесом. Все молча встречали потоки воды, которые небо обрушило на землю; покорно, со страхом, внимали деревья высочайшему гневу, который дал о себе знать молниями и громом. Они считали это проявлением гнева.
Гено и Гурри вымокли с ног до головы. Обоим было немного холодно. Фалина тоже промокла насквозь, но на замерзла. Все трое стояли в кустарнике, не двигаясь с места. Спустя некоторое время посветлело, а скоро стало совсем светло. Фалина сказала:
— Теперь уже больше не упадет огонь и не будет грома.
Дети не ответили, Они спокойно слушали слова матери, но их знобило от сырости.
Все деревья жадно пили. Они всасывали питательную влагу листьями и ветками; их стволы черпали жизнь из корней. Пили кустарники и кустики. На земле пили травы, жимолость, облетевшие цветы, ясменник, подорожник и те, что называли себя бедняками — папоротники и латуки. Утоленная жажда возгласом «Ах!» летела по лесу, он словно дышал полной грудью. Дети тоже ощущали свободу.
— Наконец-то! — шептали деревья.
— Какая радость! — шептали кустарники.
Внизу слышался тихий, благодарный хор тех, кто еще не давно был в отчаянии:
— Спасены!
Дивный аромат стоял повсюду: запах листьев и деревьев, утоливших жажду, маленьких цветочков, сладко-горький запах земли, могучей и полной зарождающейся жизни. Один только тополь, черный, обезображенный и мертвый, печально торчал на фоне неба, которое снова стало ясным. На тополь старались не смотреть.
— Было бы хорошо, — прошептала береза, — было бы хорошо, если бы Он его убрал…
Никто не ответил.