Теперь и Фалина заметила оленей. Ее охватил страх, который приходит к ланям при каждой встрече о крупными зверями.
Она в ужасе вскрикнула: «Ба-о!» и бросилась бежать с вырубки в чащу, продолжая испуганно кричать: «Ба-о! Ба-о! Ба-о!», не в силах замолчать.
Гено растерялся. Ему хотелось убежать, убежать к маме, но он словно прирос к месту. Он не мог оторвать глаз от страшных фигур, медленно бродивших вокруг. Из чащи доносились крики Фалины: «Ба-о! Ба о!» Внезапно Гено пришел в себя. Со всех ног помчался он вслед за матерью. Как ни пытался, он не мог сразу ее позвать, у него отнялся язык. Наконец, он догнал Фалину.
— Мама! Мама! — он задыхался. — Кто это?
Но Фалина продолжала кричать с, короткими паузами: «Ба-о! Ба-о! Ба-о!» Она не могла остановиться, уходя на негнущихся ногах все дальше в лес.
— Есть ли еще опасность, мама?
Гено было очень страшно.
— Нет, мой сын, — наконец ответила она, — надеюсь, нет…
В последний раз она крикнула: «Ба-о!»
Гено робко спросил:
— Кто это?
— Это короли.
Он благоговейно повторил:
— Короли… Они злые?
— Этого никто точно не знает. Иногда они очень сердятся.
О них рассказывают страшные истории.
— Что за истории, мама? Расскажи, пожалуйста.
— Ах, это было давно. Очень, очень давно.
— Пожалуйста, — пожалуйста, мама, пожалуйста, расскажи.
— В общем, один король будто бы заколол нашу принцессу.
— А принц? Он умер?
— Этого я не могу сказать. Это было очень давно. Никого из свидетелей уже нет в живых. И короля тоже. Он спустя несколько дней умер от огненной руки. Никто сегодня не знает, что произошло между королем и принцессой. Обычно короли не обращают на нас внимания.
— Разве мы на них не похожи, мама?
— Ни капельки! Правда, некоторые из нас утверждают, что мы состоим с королями в родстве. Я другого мнения. В их огромных неуклюжих фигурах кроется что-то страшное, чуждое! Отвратительное!
Гено содрогнулся.
Между тем, олени мирно паслись на вырубке. Их было почти не видно. Только потрескивали листья и шуршала трава.
Когда егерь нес Гурри к себе домой, она очнулась и захотела убежать. Но он крепко держал ее; она была слишком слаба и перестала перебирать ногами. Егерь, жалея, успокаивал ее, но Гурри одолевал неописуемый страх. Рана болела, запах егеря — от одного этого запаха она приходила в ужас — обволакивал и одурманивал ее… Она перестала сопротивляться… Голос егеря, нежный и тихий, казался ей грозным. Придя домой, егерь промыл рану. Это было очень больно, но Гурри не посмела пошевелиться. Накладывая повязку, егерь приговаривал:
— Слава Богу, ничего страшного, он лишь слегка укусил тебя, только прокусил шубку, да и то не глубоко. Чуть-чуть задел мякоть, это быстро заживет.