Дети Бемби (Зальтен) - страница 32

Гурри не служит Ему и не будет служить ни под каким видом.

Она навсегда останется пугливой и чужой. Порой она смертельно тосковала по лесу, мучительно жаждала свободы. Ее рана на загривке зажила, повязку сняли. Остались два шрама, еще виднелась кожа; медленно растущая шерсть закрывала рубцы.

Однажды вечером филин проснулся рано и, казалось, в хорошем настроении. Гурри осторожно подошла к сетке.

— Каким образом вы туда ходите?

— Ты хочешь, чтобы я вспомнил? — филин стал вращать глазами.

— Вы мне обещали, — скромно ответила Гурри, — я жду уже очень давно.

— Тебе хочется узнать?

— Да, — созналась она, — мне уже давно хочется узнать.

— Ну, раз уж я обещал… — рассмеялся филин, — мы ведь все-таки с тобой друзья…

Гурри откровенно призналась:

— Сначала мне было тяжело с вами. Я вас боялась, и… Она запнулась, — мне было очень страшно…

Филин встопорщил крылья, щелкнул клювом, глаза весело блеснули:

— Тебе было страшно? Так-так! Конечно, это мешало дружбе. А почему тебе было страшно?

— От вас плохо пахнет, — простодушно и откровенно ответила Гурри.

— И сейчас тоже? — захотел узнать филин.

— Конечно. Всегда.

— Этого я не знал, — пошутил он, — а я-то думал, что пахну очень хорошо.

— О нет, — Гурри улыбнулась. — Но теперь запах для меня ничего не значит, — и она быстро добавила, — теперь вы мне очень по душе.

— Иначе и быть не может. Мы ведь товарищи по несчастью.

— Так расскажите мне, — настаивала Гурри.

— Ничего хорошего, — сказал филин, — я сижу на перекладине. Он втыкает кол в землю и держит наготове свою огненную руку.

— Но вы ведь живы!

— Ах, меня Он бережет, Он пользуется мной, чтобы приманивать других.

— Кто эти другие?

— Чаще всего — вороны, потом сороки, сойки, иногда соколы, несколько раз прилетали ястребы-перепелятники и сарычи… те, кто ненавидит меня, хочет надо мной поиздеваться и даже напасть на меня.

— И Он швыряет их на землю? — угадала Гурри.

— Да! Огненной рукой Он достает почти всех. Они лежат передо мной на земле, мертвые. Так им и надо. Что я такого им сделал, за что они так яростно набрасываются на меня?

— Каким образом вы там оказываетесь?

— Он приносит меня.

— И вы не улетаете?

— Ах, с каким удовольствием я бы улетел! Но я прикован! Как только Он приходит ко мне, я уже все понимаю. Каждый раз я пытаюсь его напугать; громко щелкаю клювом, грозно выпускаю когти, распускаю перья… И все напрасно! Он меня ни капельки не боится! Он снимает с себя часть головы. Ты уже заметила. Он может разделить свою голову на две части, верно? Так вот, одну из них, верхнюю, он нахлобучивает мне на глаза. И я становлюсь слепым, беззащитным, а Его запах одурманивает меня. Он хватает меня за крылья и связывает так крепко, что я почти не могу пошевелиться. Это ужасно!