— Революция — не бунт, а революция, дорогой Георгий, — вежливо, но твердо поправил отец.
— Я вам не Георгий, а господин Дубов! — вспылил Георгий. — Помните это, товарищ Кудрявцев! Вы — красный совнархозовский специалист! Фирма Дубовых не будет нуждаться в ваших услугах, когда мы вернемся из этой тюрьмы!
— Это лучше знать Андрею Матвеевичу.
— Выскочка! Плебей с дипломом!
— Мальчишка!
Впервые я видел отца в таком состоянии. Сжимая кулаки, он подходил к Георгию. Люба, испугавшись, заплакала.
— Борис Михайлович! — крикнула мать. — Остановитесь! Вы пугаете детей!
— Я проучу этого мальчишку!
Георгий выхватил из кармана револьвер.
Но тут с неожиданной быстротой к Георгию бросился Фома Кузьмич. Схватив офицера за правую руку, он с усилием повернул ее. Скрипнув от боли зубами, Георгий выронил револьвер.
— Стой, барин, не балуй! А то мы и связать тебя можем, — вымолвил с усилием Фома Кузьмич. — Здесь тебе не екатеринбургская контрразведка, — руки-то распускать.
— Молчать! — затопал ногами Георгий Дубов. — Это что, бунт?! Инженер Кудрявцев! Приказываю прекратить безобразие! Господа, чего вы смотрите?
Рисней не шевельнулся в своем кресле. Николай в замешательстве дрожащими руками снимал и надевал очки.
— Фома Кузьмич, оставьте, — тихо молвил отец. — Мы закончим этот разговор после.
Георгий, почувствовав себя свободным, повернулся и, тяжело дыша, пошел в комнату, забыв о револьвере, валяющемся на полу. Проходя мимо радиоприемника, он внезапно остановился и, прежде чем кто-либо успел помешать ему, размахнулся и ударил кулаком по аппарату. Раздался треск. Обломки приемника застучали по полу.
Первым опомнился отец. Подойдя к аппарату и осмотрев его, он сказал:
— Дело исправимое…
После этого происшествия Георгий стал чаще уединяться в своей комнате или уходил из дому с ружьем и на лыжах. Возвращался он обычно с пустым ягдташем, без дичи.
Зима тянулась долго. Казалось, и конца ей не будет. Бури, ветры, бураны не нарушали покоя долины. Они бушевали где-то в стороне. Снег падал тихо.
В конце марта резко потеплело. Со склонов горы зашумели ручьи.
— Странно, что в долине, внизу, не видно не только лосей и коз, но и зайцев, — недоумевал Рисней. — Они ушли, видимо, на высоты, на взгорье.
— Наверное, там корм раньше появляется, — предположил Андрей Матвеевич. — Или распугали наши охотники: здешний зверь к людям и шуму непривычный.
— Борис Михайлович, — доложил через некоторое время отцу Ахмет, — скотина ушла в гору, во двор нейдет.
Это встревожило отца.
— Видимо, скот чувствует опасность наводнения. Надо принять меры.