– Да, еще шестую колонку расчерти: «Анализ визуальных образов», – сказала она, нацеливаясь схомячить вторую горбушку.
– Что?
– Фотки! Анализ фоток! Тормоз отпусти!
Я изловчился и отломил горбушку раньше, чем она:
– Сама отпусти свой тормоз!
– Ты ж не любишь горбушки. – Вика посмотрела на меня с удивлением, как на камень, который вдруг оказал сопротивление садящейся на него заднице.
– Кто тебе сказал?
– Это было самоочевидно.
– Ты даже не спрашивала!
– Но ты не просил.
– Я профто уфтупал тебе, – ответил я, демонстративно дожевывая отвоеванную булку.
– Благородно, – сказала она с такой мерзкой интонацией, что я чуть не подавился, а Вика уже перескочила. – Сашка! Это неслыханно! – голосила тетка из кухни, гремя посудой. – Сандалетин не пропускает мою статью! Ни в этот номер, ни в следующий. А моя методика нужна мне на процесс. И он знает об этом. Я вляпалась.
– По-моему, этот факап случился с тобой довольно давно, – ехидно заметил я и тут же отправил ей СМС: «fuckup» – «провал».
– Провал?! – переспросила она.
– Ну ты же что-то сделала для того, чтобы чувак так возненавидел тебя, – многозначительно кивнул я.
Я помнил Сандалетина, когда он еще не был ни ученым секретарем, ни даже просто ученым. Каждое лето во времена Викиной учебы в аспирантуре к нам в поселок наведывались несколько ее приятелей. Мы жили недалеко от города – десять минут на электричке, но уже какая-никакая, а все-таки природа. Однажды приехал и Сандалетин. Сначала он ходил вместе со всеми, потом его видели байронически тоскующим на берегу реки, а потом он уехал, не догостив, не дождавшись товарищей, чем, впрочем, никто особенно не расстроился. Мимолетный эпизод. Я с трудом воскресил в памяти его грустную вытянутую физиономию парафиновой бледности, сказал бы автор девятнадцатого века.
Однажды Вика вернулась из университета дрожащая, как медуза на блюде, и, адски вращая глазами, прошипела: «Помнишь Сандалетина?.. Кирилл… Михайлович, длинный такой, несчастный?.. Ну и козе-о-о-ол!»
– Разве ты не можешь использовать свою методику без публикации? – поинтересовался я.
– В том-то и беда – без признания научной общественности, будь ты хоть второй Лотман, хоть первый Лихачев. Публикуй или заткнись.
– А другой журнал?
Виктория перестала греметь и появилась в дверном проеме.
– Во-первых, публикуясь в своем городе, я поддерживаю нашу научную школу, во-вторых, здесь быстрее, во всяком случае, до Сандалетина было так, ну, а в-третьих, и это главное, – тут уже дело принципа, – сказала Вика устало, и я вдруг увидел, как она на самом деле расстроена.