Однако адвокат явно не собирался спешить. Гость удобно расположился в кресле, примяв под собой подушки, и, снова окинув несуетливым взглядом комнату, посмотрел на меня.
– Ваш помощник? – обратился он к Вике.
– Извините, Даниил Дмитриевич, не представила, – поспешно исправилась тетка. – Александр – мой племянник. Тоже хочет стать филологом, студент университета. Можете доверять ему, как мне.
– Даниил Дмитриевич Орлов, – протянул руку господин. – Итак, Виктория, что вы скажете по поводу нашего дела? Господин Новоселов, мой доверитель, рассчитывает на публичные извинения от газеты и возмещение морального вреда, как вы уже, наверное, поняли.
– Кем проплачен материал? Конкуренты, конечно? – подняла брови Вика.
– Нет, вовсе нет. Это ведь рецензия на спектакль, вы поняли? Господин Новоселов, главный режиссер театра драмы и комедии, поставил спектакль по пьесе Островского «Гроза»…
– Та самая нашумевшая «Гроза»?
Орлов сделал руками неопределенный жест, мол, он в этом не особенно понимает.
– Современная трактовка, – ответил адвокат неопределенно.
– Матерная? – оживилась Виктория.
– Ну что вы! – замотал головой господин Орлов.
– А что там? Педофилия? Порнография?
– Какое-то у вас странное мнение о современном искусстве! – усмехнулся представитель режиссера.
– Я это мнение составляла по небезызвестной вам рецензии, – рассмеялась в ответ Вика. – Вот мне и интересно, почему рецензент написал, что режиссер сначала убил Островского, а потом, словно шакал, растащил куски его пьесы, соорудив страшного монстра? Пытаюсь представить, что это за монстр.
– Э-э-э, – замялся адвокат. – Я только представитель закона. Не театровед, рассказываю то, что видел сам. В общем, Катерина в конце спектакля бросается со скалы, но не погибает, как у классика, а превращается в зомби, который жестоко мстит свекрови Кабанихе, размазне-мужу Тихону и съедает мозг хитрой золовки Варвары… Это такой вариант зомби-апокалипсиса. Луч света в темном царстве наоборот… Иногда царство людей настолько темно, что зомби – единственное светлое пятно.
– Ясно, – проговорила Вика, из последних сил демонстрируя адски серьезное выражение лица; я же в этот момент подумал, что теперь точно схожу на постановку. Должно быть, феерично!
– Но какова бы ни была художественная ценность спектакля, – Орлов понизил голос и выгнулся, словно огромный серый кот, – я адвокат, и я искренне убежден, что об искусстве надо рассуждать в терминах искусства. Нельзя переходить на личности. Ну а уж сравнивать режиссера с шакалом и рисовать на его фотографии – это уже совсем никуда не годится.