– Слушай, Вик, а может такое быть, что Света, как ты говоришь, долдонила просто потому, что хотела популярности, как у подруги?
– Но ведь популярности не было, – развела руками тетка. – Ты сам видишь количество реакций на посты. Неутомимый долдон достигает своей цели только при условии высокого доверия и интереса аудитории. Это Елена Проклова может долдонить с экрана, что она хорошо выглядит из-за израильской косметики, а не из-за пластических операций. Кто-то ей в итоге поверит. Но Проклова известная актриса, у нее есть публика. То же с Анжелой – как-никак, но она практикующий врач, ее аудитория состоит из клиентов, бывших и настоящих. А кто такая эта Светлана Романихина? Ни она, ни ее муж публичными людьми не являются. Друзьям они уже приелись, любопытства не вызывают. Так зачем же продолжать долдонить?
– То есть ты думаешь, что вся эта неземная любовь и идеальная семья рассчитаны не на всех, а на кого-то одного? На конкретного адресата, которому убитые были небезразличны?
– Да. И они… или она, Светлана, – допускаю, что мужа использовали втемную, – точно знала, кто это.
– Ты подозреваешь кого-то?
– Пока нет, – отозвалась Вика, снова утыкаясь носом в свой ноутбук.
Больше в тот вечер мне не удалось добиться от нее никакого внимания к делу об убийстве, она занималась отдельно, а я, предоставленный сам себе, не придумал ничего лучше, чем вертеть туда-сюда ленту друзей Романихиных, размышляя, кто из этих ста пятидесяти улыбающихся или дурашливых физиономий был способен на жестокое двойное убийство.
Воображение важнее знания. Знание ограничено. Воображение охватывает весь мир.
Альберт Эйнштейн
День никак не собирался кончаться. Стоило нам приняться за работу, как снова раздался звонок в дверь.
– Это твои девочки, – прошептал я, возвращаясь в комнату на цыпочках в надежде, что Вика попросит не открывать. Но она выругалась – на сей раз не слишком витиевато – и сама поплелась к двери.
Пока гостьи расшаркивались в коридоре, у меня внезапно возник кое-какой план, настолько корыстный, что я даже порадовался их позднему приходу. Я собрал волосы в хвост, на всякий случай, если девицы запомнили мою идиотскую прическу, которая благодаря неимоверной крепости профессионального лака все еще красовалась эмалированным ведром на моей голове, и вышел на огонек.
Вика обреченно ковырялась с чайником, а девицы были свободны.
Ту, что была похожа на пупса, звали Юля Волобуева. Второй я опасался гораздо сильнее и никогда не обращался к ней по имени, хотя имя у нее было невинное и простое: Надежда Колобкова.