Вдруг я вспомнил фразу близнецов, которая вернулась ко мне как бумеранг, и — бац! — я получил сильнейшее сотрясение. «Вы похожи друг на друга». Смысл ее дошел до меня только сейчас, с опозданием, и мне показалось — ну разве это не как в кино? — что да, я действительно похож на него.
Нет, не физически, по крайней мере, пока нет. Его мощная, плотно сбитая фигура не могла сравниться с моим худым угловатым телом, а тяжелые и в то же время острые черты лица никоим образом не походили на мои (голова чужака, говорила моя бабуля с Карьеров, напуская на себя умный вид, когда хотела поддеть меня), однако в том состоянии смутного напряжения, в котором я пребывал, я чувствовал, что схожая мощная стать дремлет в моих мускулах, и в голове у меня вдруг пронесся образ моряка Попая. Не дрейфь, старина, качай бицепсы, ты еще им себя покажешь! Но самое главное, мне показалось, что я нырнул на мгновение, на очень короткое мгновение, в душу отца Лео и Камиллы, проплыл по ее извилистому течению, и этого хватило, чтобы меня накрыла волна беспредельного восхищения, смешанного с чувством глубокой растерянности. Всё это длилось одно мгновение, а сколько строк нужно исписать, чтобы выразить эти чувства, сколько потратить часов, чтобы вернуть тот миг, и стоит ли искать истину, кому довериться?
Только себе, разумеется, но я еще так молод и впервые чувствую себя чудовищно одиноким; я хочу заскулить, как щенок, и в то же время рвануть галопом, как молодой жеребец, или немедленно послать всё к черту, ибо мои нервы не выдерживают; я хочу вернуться в свои мечты, довериться времени, лежать на мягкой подушке и унестись далеко-далеко. О, как я завидую первобытным людям! Ты смотрела фильм «Война огня», Наташа? Там есть эпизод, когда группка людей, укрывшись в пещере, сидит и молча глядит, как падает дождь, а перед ними расстилается огромная, бескрайняя долина; скука и ожидание, и вялотекущее время.
Моя мать тоже расспрашивала Бернара о его работе, но ей было сложнее формулировать вопросы, поскольку она ничего не понимала в деятельности фармацевтической компании Ван Брекеров. Разговор потихоньку затихал, и госпожа Дефонтен, воспользовавшись паузой, стала спрашивать о том, что ее интересовало: как поживает ее невестка, как они обустроили свою квартиру в Токио (они уже покинули Сидней), ответы были лаконичными и чаще всего шутливыми, Бернар не очень любил распространяться о своей семейной жизни. Господин Дефонтен, то есть дедушка, говорил мало, его интересовали только биржа и банковская политика, но и тут Бернар ловко уходил от темы. «Ничего удивительного, — объясняла мне позже мамаша, — они стоят по разные стороны баррикад и временами очень сильно спорят». Судя по всему, в тот вечер дедушке Дефонтену не хотелось спорить. «Ладно, — сказал он, — поговорим об этом позже». Тут зазвонил мобильный Бернара, — это был уже не первый звонок, но Бернар каждый раз, бросив короткий взгляд на дисплей, резким щелчком закрывал телефон, — однако сейчас выражение его лица изменилось. «Ух ты, — сказал я про себя, — так вот какое его настоящее лицо». Извинившись, он вышел из-за стола. Близнецы, переглянувшись, шепнули мне: «Это Астрид». Их мать, сообразил я. Бернар вернулся за стол с озабоченным видом, но, заметив устремленные на него со всех сторон вопрошающие взгляды, тут же расплылся в улыбке: «Ну вот, я тоже получил разрешение на участие в торжественной церемонии открытия Бала колыбелей! ЛеоКамилла, у нее не было времени поговорить с вами, она вам перезвонит». Он так и произнес: «ЛеоКамилла», в одно слово, на что госпожа Дефонтен не могла не отреагировать: «Ну как же так, Лео И Камилла!» Он холодно промолчал, потом произнес: «Люсетта, я тебя провожу». Званый вечер закончился.