б. 2. Я пользуюсь тюремной библиотекой, но в ней нет не только газет, но и толстых журналов — ежемесячников, в которых обычно бывал Отдел Хроники общественной и политической жизни за истекший месяц, в мировом масштабе. Я прошу разрешения читать хотя бы одну местную газету — «Известия» или «Правду», если признавалось бы нежелательным, чтобы я был в курсе текущих событий, то в крайнем случае мне бы хорошо было разрешить читать газеты с опозданием на 2–3 недели, я не представляю себе, чтобы осведомление меня о мировых событиях и о жизни СССР, могло бы быть нежелательным и даже представляться вредным и опасным с точки зрения интересов Правительства.
в. 3. Впервые за 53 года со дня вступления мною на Государственную службу я попал в такую обстановку, что располагаю свободным временем; я в конце октября начал писать воспоминания о годах моего детства и юности, предназначая их исключительно для моих детей, которым я в свое время, по условиям моей службы и жизни, мог оказывать липть очень мало времени. Я счел себя обязанным об этом доложить Начальнику Тюрьмы, и просил о предоставлении мне длительно пера, чернил и писчей бумаги. Тогда же, в начале ноября, к каковому времени я свои воспоминания довел до 1880-го, года, т.е. до моего поступления в Высшую Гимназию. Просьба моя удовлетворена не была, с тех пор я лишен возможности посвятить мой обильный досуг моим детям, с которыми я был так внезапно разлучен надолго, может быть до недалекого конца моих дней — мне 71-й год. Служба моя протекала в таких условиях, — из 31 года моей службы в офицерских чинам в Императорской армии при временном Правительстве (с 1886 по 1917 г.) я 15 лет провел на разных постах за границей, что мне приходилось сталкиваться со многими интересными людьми, ныне вошедшими в Историю, был свидетелем разных исторических событий и познакомился близко с жизнью других государств и народов. Неоднократно мои дети (2 дочери и сын, ныне в возрасте 37–40 лет) просили меня им разсказать о себе, о моем прошлом, но никогда у меня не было времени для этого — все мои силы и время я отдавал службе и иногда общественным обязанностям. Я прошу разрешения продолжить писать мои впечатления о времени с конца 1912 года, таким образом никакой «политики», никакого отношения к последовавшим затем событиям в России, к разделению русских людей на Белых и Красных и к моему участию в этих событиях, в этих воспоминаниях не будет. По характеру моей службы я в свое время тоже не имел никакого касательства к внутренней политике Императорского Правительства, и его борьбе с революционными элементами и т.п., так что за тот период, который должен объять мои воспоминания — начала 70-х годов до ноября 1917 г. — мне не придется касаться острых болезненных вопросов политической жизни России и оценки их, что могло бы быть признано нежелательным с точки зрения правительственных властей России. Само собой, что в настоящих условиях моего существования все мои писания могут быть процензурованы.