— Но, — сказал, улыбаясь, Бюсси, — ты объявляешь меня неизлечимым с такой уверенностью, которая меня забавляет. Как это ты так хорошо разгадал то, чего я сам хорошенько не знаю!
— Твой крик, в бреду, под негостеприимной кровлей сарая, твой шепот во сне — ведь я слышал их. А разве они не открывали твоей души? И даже без этого мое сердце, которое страдает вместе с твоим, все угадало.
— Ты забываешь волю, которая торжествует над слабостями сердца.
— У любви есть пять стрел, по одной на каждое чувство, — торжественно сказал Наик. — Когда все попали в вас, вы не можете удержать рассудок, который исчезает через столько ран.
— Это мы еще увидим. Продолжай.
— После твоего отъезда царица вернулась во дворец, и я начал следить за ней. Я видел и слышал сто вещей, которые не относились к тому, что я хотел знать. Первое открытие я сделал во время ее разговора с Ругунат-Датом. Я тебе передам его: в моей памяти сохранились все слова. Вот они:
— Святой брамин, можешь ли ты предстать передо мной? — спросила царица. — Достаточно ли ты очистился от нечистого прикосновения варвара?
— Брамин очищает все, и его чистота не может быть осквернена, — отвечал Ругунат-Дат. — Тем не менее, чтобы угодить тебе, я исполнил все, что предписывают обряды.
— Варвар избавил нас от своего присутствия. Остался ли он доволен моими щедротами? Вполне ли я расплатилась с ним?
— Варвар чуть не убил твоего посланного. Он разметал по грязи твои драгоценные камни и скрылся, взбешенный от гнева, не приняв ничего от тебя.
— Так он подарил мне жизнь! — с волнением воскликнула царица. — И ты мог стерпеть такое оскорбление? Ты не удержал проклятого?
— Лошадь была быстрая. И в своем негодовании молодой человек не щадил и меня.
— Он оскорбил тебя, брамина! И ты оставил его в живых?
— Конечно! Его гордость и сверкающий взгляд очень понравились мне. Мне казалось, что в этом незнакомце воплотился наш герой, Рама.
— Ругунат-Дат! — воскликнула тогда царица, подымаясь с гневным видом. — Меня, право, пугает твой ум, который отрицает все наши предания. Я недостойна вступать в спор с таким святым, как ты; поэтому, прошу тебя, уйди, чтоб избавить меня от греха святотатственного гнева.
При этих словах брамин поклонился и ушел, скрывая улыбку, к которой примешивалась доля сожаления.
— Знаешь ли, этот брамин — молодец! — воскликнул Бюсси. — Я жалею, что так дурно обошелся с ним; при случае я извинюсь перед ним. Но что же стала делать царица, когда осталась одна?
— Подобно тому, как солнце скрывается в облаках, она закрыла руками свое прекрасное лицо, как бы прячась от стыда или страха. Потом она позвала двух своих любимцев, двух принцесс, которые никогда не оставляли ее. В особенности одной она отдает предпочтение перед другими: ее зовут Лила. Она рассказала ей, как ужасный иностранец отверг все ее подарки и в какой гнев повергла ее эта весть.