. Приметная была девочка – рыженькая такая. Хотя, как по мне, некрасивая – бледная слишком, и глаза будто навыкате. Вот ее-то замуж не принуждали. С ней вообще странная была история – как будто кто-то очень хотел ее сплавить подальше, а кто-то другой, наоборот, старался уберечь.
– Ты с ней дружила? – спросила Муся. Ника сощурилась:
– Ты что? Она же дочь врага народа. Я ее в упор не видела.
– А может, твой муж бы добрый оказался? – шмыгнув носом, спросила бродяжка. – Жалел бы тебя.
Ника хмыкнула:
– Слабо верится. Одно дело – если б он отца моего боялся, а когда бояться некого, когда знаешь, что ничего тебе не будет… И не таких, как я, забивали… Знаешь, была у меня подружка, Любочка. И вот, когда родителей ее забрали, она от безвыходности согласилась за первого, кто позвал, выйти. Год прошел – и не узнать ее. Одна тень осталась, ходит вся в синяках и кровоподтеках, с горя брагу пить стала. Не хотела я, чтоб со мной то же самое было. Правда, можно и хорошо устроиться, но мало кому это удается. Вот если дочь врага народа вовремя от отца отказаться успеет да найдет себе мужа, которого генсек ценит, то можно неплохо пожить – до поры до времени. Но где ж такого мужа взять. Мой жених испугался, другого у меня в запасе не было, только свиновод тот – Мишка. Но это уж – увольте. – Ника церемонно поджала губы и оскорбленным тоном произнесла: – Я сказала, что не могу принять его предложение. Для дочери одного из руководителей, хоть и бывших, это слишком мало, а для дочери врага народа – чересчур много.
Муся фыркнула. Потом рассудительно заметила:
– Зато бежать тогда не надо было бы.
– Брр, мне представить страшно было, как он меня обнимет, трогать станет. Через силу терпеть все это – да лучше умереть. От такой жизни я б и впрямь состарилась и умерла до поры.
Муся задумчиво кивнула.
– А взгляды подруг как сносить, притворно-сочувственные? – бормотала Ника. – Вот я и решила лучше уйти. Дома мне бы все об отце напоминало. Мать-то давно умерла, мне лет десять было. Но только кажется мне теперь, что не любила она меня. Раздражала я ее своими вопросами. Она не работала, все больше лежала, и на все у нее для меня был один ответ: иди, играй.
«– Мам, а мы тут все время будем жить?
– Иди, играй.
– Мам, а наверху было лучше, чем тут?
– Не помню. Ступай, займись чем-нибудь, у меня голова болит».
Когда я подросла, стала понимать: видно, с отцом она сошлась не по любви – только для того, чтоб был он ей защитой и опорой. А меня родила, чтобы его удержать. По большому счету ни он, ни я не нужны ей были. Ну, ей легче, она умерла до того, как отец попал в опалу.