Он извлекал их из стоек. Для него они значили так же много, как скрипка для Этни, каждое ружьё рассказывало свою историю ему одному. Дюрранс сидел, положив на колени «ремингтон», он снова переживал длинный день на холмах к западу от Берениса. Он преследовал льва на пустой каменистой равнине и подстрелил его с трёхсот ярдов перед самым закатом. Другие напоминали ему о первом подстреленном горном козле в Хор-Бараке, об охоте на антилопу в горах к северу от Суакина.
Вот небольшое ружье Гринера, которое он использовал зимними вечерами в лодке, в этом самом заливчике у устья Солкомба. Им он подбил свою первую крякву. Дюрранс поднял ружье, скользнул левой рукой по нижней стороне ствола и почувствовал, как приклад удобно расположился в ложбинке плеча. Но оружие начало громко отзываться в ушах, так скрипка Этни обращалась со слишком пронзительной интонацией после исчезновения Гарри Февершема, когда она осталась одна. Когда Дюрранс справился с затвором и понял, что больше не видит прицел, сумма потерь представилась ему вполне определенным и неоспоримым образом.
Он отложил оружие, и внезапно его охватило желание не обращать внимания на свою слепоту, притвориться, что это не помеха, притвориться так умело, чтобы не казаться слепым. Желание росло и крепло, как страсть, и унесло его на крыльях из стран тусклых звезд прямо на восток. Его настигли запахи Востока, его гвалт и купола мечетей, горячее солнце, толпы на улицах, и сине-стальное небо над головой. Он вскочил с кресла и беспокойно зашагал по комнате.
Он представил себя в Порт-Саиде, где по водной глади канала растянулись в длинную процессию пароходы. В ушах звучала песня грузивших на судно уголь арабов, и звучала так громко, что он видел, как они снуют в сумраке вверх-вниз по сходням между баржами и пристанью. Бесконечная цепь обнаженных фигур монотонно распевала в огненных красных бликах топки. Дюрранс покинул канал и поплыл мимо красных мысов Синайского полуострова в прохладу Суэцкого залива.
Он петлял по Красному морю. Большая Медведица низко в небе покачивалась над поручнями квартердека, а на юге запылал Южный Крест. Он достиг Торы и Ямбо, увидел, как из моря поднимаются высокие белые дома Джедды, восхитился темными и просоленными резными окнами; прошел через сумрак крытых базаров с радостью истосковавшегося по дому после долгих лет путешествий; а из Джедды переправился через узкие коралловые рифы в окружённый сушей порт Суакина.
К западу от Суакина простиралась пустыня, так много значившая для этого человека, которого она сокрушила и изгнала. Мягкая поступь верблюдов по песку; огромные конусы скал, отвесно и внезапно поднимающиеся из спокойного океана, к которому идешь весь день и не приближаешься ни на йоту; великолепное краткое сияние пламенеющего заката на западе; шорох ветра в коротких сумерках, когда небо на западе становится чистым бледно-зеленым, а на востоке сгущается до темно-синего; водопад блуждающих и летящих к земле звезд, возникающий из ниоткуда. Наследник из других краев мечтал вернуться в свои владения, расхаживая взад-вперед, забыв о своей слепоте, томимый мечтами как в лихорадке, пока неожиданно не услышал свист и суматоху ласточек и дроздов в саду. И он понял, что мир за окном посветлел с рассветом.