— Он не может вернуть все, — сказал Фивершем. — Это было бы неправильно. Он совершил грех и должен заплатить. Например, он не сможет вернуть карьеру.
— Это правда, но он может начать другую. Он еще довольно молод. И это все, что он потеряет.
Генерал Фивершем опустил руку и пошевелился. Бросив быстрый взгляд на Дюрранса, он открыл рот для вопроса, но передумал.
— Что ж, — сказал он так, будто это было не слишком важно, — если Сатч сумеет организовать побег Гарри из Умдурмана, я тоже не вижу причин, почему ему не вернуться домой.
Дюрранс встал.
— Благодарю вас, генерал. Если отправите меня на станцию, я успею на шестичасовой поезд.
— Но вы непременно останетесь на ночь, — воскликнул генерал Фивершем.
— Это невозможно. Я уезжаю в Висбаден завтра рано утром.
Фивершем позвонил в колокольчик и отдал приказ подать экипаж.
— Я буду очень рад, если вы останетесь, — сказал он, поворачиваясь к Дюррансу. — Нынче я редко вижу людей. Сказать по правде, у меня нет особого желания их видеть. Становишься старше, и складываются привычки.
— Но у вас есть крымские ночи, — жизнерадостно возразил Дюрранс.
Фивершем покачал головой.
— Не было ни одной с тех пор, как уехал Гарри. Я их разлюбил, — медленно сказал он.
На мгновение маска спала, и его суровые черты смягчились. Он много страдал в это одинокие стариковские пять лет, но до сих пор ни один из его знакомых не видел и не слышал ничего, что могло бы заставить их догадаться об этом. Для него было вопросом гордости, что никто не указал бы на него пальцем со словами: «Этот человек сломлен».
Но в этот единственный раз он приоткрыл Дюррансу глубину своего горя. Дюрранс понял, как невыносима была бы для него болтовня друзей о старых добрых днях в заснеженных окопах. Воспоминания о проявлениях храбрости ранили бы его не меньше истории о трусости. Вся его одинокая жизнь в Брод-плейс открылась в простом утверждении, что он разлюбил крымские ночи.
Колеса экипажа прогрохотали по гравию.
— Прощайте, — сказал Дюрранс и протянул руку.
— Между прочим, — сказал Фивершем, — организовать побег из Умдурмана стоит огромных денег. Сатч — бедный человек. Кто заплатит?
— Я.
Фивершем твердо пожал Дюррансу руку.
— Это ведь мое право, — сказал он.
— Конечно. Я дам вам знать, сколько это стоит.
— Благодарю.
Генерал Фивершем проводил своего гостя до двери. У него в голове созрел вопрос, но вопрос был деликатный. Он с беспокойством стоял на ступеньках дома.
— Я не ослышался, Дюрранс, — сказал он с небрежностью, — что вы помолвлены с мисс Юстас?
— Мне кажется, я сказал, что Гарри восстановит все, что потерял, кроме своей карьеры, — ответил Дюрранс.