— Человек может жить в Судане, но при этом все же иметь некоторое понятие о женщинах и их безграничной способности прощать. Вы отдали перья Фивершему, чтобы он смог восстановить свою честь. Это совершенно очевидно.
Еще до того, как капитан Уиллоби закончил фразу, Этни вскочила на ноги и некоторое время неподвижно стояла, отвернувшись от него. В своем невежестве Уиллоби, как и многие тупицы до него, ударил с такой точностью, какой никогда не достиг бы, используя свой ум. Он внезапно показал Этни путь, которым она могла пойти, но не сделала этого, и собственное раскаяние ясно дало ей понять, что именно она должна была сделать. Но она не искала себе оправданий и не позволила Уиллоби дальше пребывать в заблуждении. Она призналась себе, что ей недоставало великодушия и справедливости, и была рада этому, поскольку ее ошибка стала возможностью для Гарри Фивершема проявить величие.
— Вы можете повторить ваши слова? — тихо спросила она. — Очень медленно, пожалуйста.
— Вы отдали перья Фивершему...
— Он сам вам так сказал?
— Да, — продолжил капитан Уилооби, — дабы впоследствии он своей храбростью убедил тех, кто их послал, взять их назад, и восстановил свою честь.
— Этого он вам не говорил?
— Нет, я сам догадался. Видите ли, на первый взгляд позор Фивершема казался несмываемым. Возможность могла не представиться никогда. Скорее даже, она не могла представиться. Ему ведь и в самом деле пришлось ждать три года на Суакинском базаре. Нет, мисс Юстас, только женщина, с ее женской верой, могла придумать этот план и вдохновить мужчину воплотить его.
Этни рассмеялась и повернулась к нему. Ее лицо светилось гордостью, каким-то странным образом гордость придала кротость ее взгляду, неземную яркость румянцу на ее щеках и улыбке. Уиллоби, смотревший на нее, вышел из себя.
— Да, — воскликнул он, — это вы спланировали его искупление.
Этни снова радостно рассмеялась.
— Он рассказывал вам о четвертом пере? — спросила она.
— Нет.
— Я скажу вам правду, — сказала она, садясь на свое место. — Это его собственный план от начала до конца. И я ни на что его не вдохновляла. До сего дня я ни слова не слышала ни о каком плане. С той ночи в Донеголе я не имела вестей о мистере Фивершеме. Я велела ему забрать перья, потому что они принадлежали ему, я хотела показать, что согласна с обвинениями. Жестоко? Но я пошла дальше. Я вынула из своего веера четвертое перо и вручила ему. Я хотела порвать с ним навсегда, положить конец не только знакомству с ним, но и любым теплым чувствам, которые он мог бы сохранить ко мне или я к нему. Я хотела удостовериться, что мы станем навсегда чужими, сейчас и... потом, — последние слова она произнесла шепотом.