– А ты изменилась, Сашуля, – сказал Виктор грустно и хотел погладить ее по плечу, но убрал руку. – Стала такая жесткая, решительная… Циничная даже.
– Почему тебя это удивляет?
Виктор покачал головой:
– Хватит, милая, тебе не идет. Да, я сильно виноват перед тобой, не отрицаю, но мы же с тобой родные люди, и я надеюсь, что ты меня простишь и вернешься, и снова станешь доброй и нежной Сашенькой, потому что я тебя очень люблю.
Он опустился на стул, грузный, седой, немолодой уже человек, растерянный и грустный. Виктор просто держит себя в руках и не показывает, как страдает, вот и все. И, наверное, он действительно любит ее, мужчины могут любить двух женщин одновременно. Господи, Александра прожила с ним четверть века и знает его лучше, чем любого другого мужчину на планете, и сколько всего они вместе пережили, страшно вспомнить… Они вместе взрослели, и начали стареть, и помнили друг друга юными, их связь просто невозможно разорвать до конца. Всегда останется хоть тоненькая нить, даже если очень хочется, чтобы она исчезла.
Александра снова вскипятила воду и сделала Виктору чай по всем правилам, как он привык.
– Послушай, – сказала она, осторожно прикоснувшись к его плечу. – Я не знаю, что будет с нами дальше, но давай не так, как ты сейчас хотел. Может быть, что-то у нас и наладится, но это будет не быстро. А может быть, и не будет, я не знаю.
Виктор грустно улыбнулся.
– Прости меня, Саша, – сказал он, не глядя на нее. – Все образуется, обещаю тебе.
* * *
История с жалобой заглохла, все же старушка поправилась в рекордно короткие сроки и без осложнений, и объективно наказывать врачей было не за что, но, как говорится, ложечки нашлись, а осадок остался.
Наверное, Виктор Викторович страдал, потеряв жену, но внешне это на нем никак не отразилось. Он приходил такой же аккуратно и тщательно одетый, как всегда, радушно улыбался и нисколько не изменил своей благожелательной манеры общения с коллегами и пациентами.
Соне было даже грустно, что его обаяние больше на нее не действует. В голову вдруг стали лезть совершенно крамольные мысли, например, почему она должна писать дневники, если официально Стрельников получает зарплату именно за это?
Почему она выполняет за него всю работу, а он только беседует с больными и их родственниками и сам выбирает, кого хочет оперировать, а кого нет? По идее, делать грыжи, вены, холециститы и прочий план – обязанность именно хирурга первого поста, и так оно и было при Ивлиеве, которого заманить в операционную удавалось только очень интересным клиническим случаем. Теперь хирург первого поста – Стрельников, но почему-то плановые операции по умолчанию продолжает исполнять Соня, а он берет только тех, кого сам захочет, да еще и преподносит это как великую милость.