Раньше Соня легко мирилась с этим за то, что Виктор Викторович возродил в ней ощущение «отличницы», почти убитое Ивлиевым, но и это чувство будто потускнело.
Она вдруг поняла, что отличница-то отличница, но пятерка, выставляемая ей Стрельниковым, всегда с минусом. Всегда есть «но».
То «шовчики надо было положить по Донатти», то при наложении межкишечного анастомоза «сделать чернильницу», то еще что-нибудь столь же существенное. И неважно, что у Сони анастомозы заживали без всяких подстраховок, а у Стрельникова разваливались, несмотря на все «чернильницы», что до появления Виктора Викторовича в отделении они не знали, что такое нагноение послеоперационной раны, а с его пациентами это стало происходить через одного. Зато он был профессор, и Соня не хотела верить своим глазам и соглашаться с Литвиновым, который говорил, что «Стрельников оперирует, как жопа», хотя после блистательной техники Ивлиева трудно было этого не замечать.
И еще один момент – когда ты отличница, пусть и с минусом, ты все равно ученица. Значит, у тебя есть учитель, который должен не только выставлять тебе оценки, но и отвечать за тебя, а не прятаться за твою спину. Пока наставник не признал ученика равным себе, он несет за него ответственность, разве не так?
Соня убеждала себя, что слишком остро отреагировала на случай со старушкой и нужно просто поговорить с Виктором Викторовичем, чтобы понять, что он был прав, когда не вмешался в ситуацию, но трудно подступаться со всякими дрязгами к человеку, только потерявшему жену. И Соня молчала, но для себя решила, что, когда у них с профессором в следующий раз не совпадут мнения, она заставит его сделать запись в истории болезни.
Посмотрев в окно, Соня вздохнула. Там, за окном, ласково светило солнце и проплывали узорные, будто накрахмаленные облака. Настоящее бабье лето, и рабочий день, кстати, давным-давно закончился, так что, вместо того чтобы чахнуть над историями болезней, выполняя работу Стрельникова, надо бы сесть на велик и покатить в парк, пока не пришла настоящая осень со своими бесконечными дождями и промозглым ветром.
«Все проходит, – подумала она философски. – За рутиной, за днями, наполненными хлопотами и трудными решениями, и все же неотличимыми один от другого. Так и жизнь моя пройдет, и ничего, кроме работы, в ней не будет…»
Соня поднялась из-за стола и тяжело вздохнула. Дежурный хирург ушел в приемный покой, и, оттого что она осталась одна в ординаторской, чувство напрасно утекающего времени ощущалось особенно остро.
Подойдя к зеркалу, она пригладила волосы и вгляделась в свое отражение. Увы, Соня не только позиционировала себя отличницей, но в двадцать восемь лет еще и выглядела ею. Неудивительно, что многие больные не принимают ее всерьез. Наверное, когда к тебе подходит пухлая девочка, которой только бантиков в косах не хватает для полноты образа, поневоле запаникуешь и потребуешь консультации профессора.