Кейн извлек из ножен клинок, и ни разу не дрогнув, с силой взялся за острое, словно бритва, лезвие. Глубокий порез образовался на его ладони, кровь полилась сплошным потоком. Убрав нож, Кейн вытянул свою ладонь над кругом. Его кровь обильно орошала пол, накрывая собой идеальные линии небрежными багровыми каплями.
Как только крови оказалось достаточно, Кейн в полголоса начал наговаривать заклинания. Текст был длинным, внушительным, от каждого слова сердце стучало вдвое чаще, душа начинала вибрировать от монотонности произношения и мощи, с которой Кейн говорил. Ему и самому было не по себе. Поэтому так волновался ветер. Поэтому природа стремилась спрятать следы своего существования в сумерках ночной тиши.
С каждым новым словом говорить становилось тяжелее, горло Кейна сковывала боль, как будто кто-то начинал его душить. Ничто не давалось ему настолько тяжело, как этот ритуал.
Но такова была цена, которую он готов был заплатить.
Наконец-то его голос добрался до самой сути происхождения жизни на земле, проник в глубины океанов, опустился глубже и воззвал к тому, к чему взывать было нельзя. Правила снова были нарушены.
Кровь вспыхнула алым светом, обрела собственную волю и стала растекаться по кругу, заполняя собой каждую линию, искусно выписанную на полу. Она не заходила за границы, не накрывала собой, кровь целиком и полностью поглощала саму сущность созданного круга.
Когда последняя капля замкнула круг, поглотив замысловатый символ, Кейн закончил читать заклинание и опустил ладонь. Рана все еще была глубокой и кровоточила, но для ритуала она больше не нужна. Кейн, не глядя, достал платок и перевязал ладонь, внимательно наблюдая за тем, что начинало происходить.
Изменения произошли не сразу, но линии постепенно разгорались, вспыхивая красками увядающего заката. С каждой новой секундой его поглощали отблески Тьмы, круг потихоньку начинал потрескивать, неприятный далекий перезвон откуда-то из-за границ реальности, словно предостережение, задребезжал вокруг.
Кейн слегка поморщился, ведь этот звон все нарастал, становясь нестерпимым. Невыносимым. Еще чуть-чуть и барабанные перепонки лопнут.
Но Кейн ничего не делал. Он знал, что способен это выдержать. В конце концов, он делает это не впервые.
Звон закончился внезапно. Его отголоски еще долго раздавались на многие километры вокруг. Но Кейна это уже не волновало, ведь круг наконец-то вспыхнул черным пламенем, а в лесу поблизости, где уже давным-давно не было жизни, последние отчаянные птицы немедленно взмыли в воздух и совершили свой побег.