— Казаки, которых мы ловили в эти дни, показывали, что пришли с юга, — ответил Веровский. — Мы убили лошадей под ними, а выживших отпустили пешком. Не думаю, что они могли далеко уйти.
— А ваше мнение, Вильфор?
— Ничего не могу вам сказать, Франсуа, — ответил полковник Де Вильфор, у которого безапелляционный тон Арриги вызвал явное Раздражение, — у меня нет никаких точных сведений. Когда мои драены встречают казаков, то ограничиваются тем, что рубят их саблями, потому что все равно не смогут вытянуть из них ни одного понятого слова, кроме дикого бормотания! Может, рассуждения Арриги верны, но есть и другая возможная гипотеза: Кутузов попытается разгромить корпуса Мюрата и Даву и одновременно защитить дорогу на Петербург на тот случай, если император решит предпринять внезапную операцию в том направлении. В таком случае Кутузов двинется на северо-запад и застанет нас врасплох.
Генерал Бейль задумался. Обе версии стоило рассмотреть.
— Нам необходимо заблаговременно получить сведения о перемещениях русских войск. Попробуйте выслать ваших кавалеристов на разведку как можно дальше по равнине, только будьте осторожны! Мы не можем себе позволить потерять много людей накануне неизбежной битвы. Даю вам два дня на сбор информации. Завтра вечером соберемся вновь, сделаем окончательный выбор относительно размещения наших сил. Благодарю вас, господа!
Офицеры встали, отодвинув каблуками табуреты, отдали честь генералу и гуськом вышли из комнаты на площадь, где стояли их лошади.
Когда Франсуа Бейль, в свою очередь, вышел из здания, то увидел, что главная площадь по-прежнему выглядит яркой и праздничной, несмотря на протянувшиеся наискосок тени. «Удивительно, — подумал он, — достаточно одного луча солнца, и город, лежащий в руинах, разграбленный и разрушенный, уже кажется совершенно нормальным». Бейль вставил кожаный сапог в стремя Вольты, которую конюх держал под уздцы, легко вскочил в седло, и тут заметил перед собой купол церкви Спаса Нерукотворного Образа, где хранилась знаменитая чудотворная икона Богородицы, почитаемая в России. «Сегодня суббота, — вспомнил он, — завтра воскресенье. Русские фанатично религиозны, так что утренняя служба завтра должна быть праздником для этих несчастных людей в лохмотьях. Схожу-ка я на эту службу».
Он пустил лошадь рысью и по дороге до дворца Калиницкого, вспоминал, как по утрам в воскресенье отправлялся на мессу в Бийом, в кабриолете, которым управляла его мать. Он сидел между матерью и улыбающейся сестренкой Анжеликой, держа сестру за талию, чтобы не упала со скамейки. А она игриво чмокала его в шею, давая понять, как ей приятно ощущать на талии тяжесть его руки.