— Это ваша версия, генерал! Возможно, вы удивляетесь, почему я задаю вам такие вопросы. Я жила здесь в кругу военных. Мой свекор, генерал, воевал всю жизнь. Он сражался с турками и татарами на юге России, под командованием князя Потемкина. Служил адъютантом у генерала Суворова, которого считал величайшим из русских стратегов, руководствовавшимся девизом «Только вперед». Он рассказывал нам, как Суворов воодушевлял свои войска. Сам был тщедушным, но каждый день утром на снегу, почти раздетым, выполнял свои упражнения и кульбиты. Он, с его бычьим упрямством, никогда бы не позволил русской армии бежать до самой Москвы. И мой муж тоже был военным. Он поступил на службу, едва закончив школу в Царском Селе, в кавалергарды. Совсем юным участвовал в сражении под Аустерлицем, где имел возможность любоваться силой духа и выправкой Наполеона: он видел, как император перемещался на лошади по полю битвы. Мы познакомились в Петербурге, где мой отец работал в министерстве иностранных дел. А поженились мы здесь, в Смоленске, перед чудотворной иконой в той церкви, куда вы приходили на службу в воскресенье. Наша дочь Ольга родилась два года спустя, и моего мужа назначили в штаб генерала Беннигсена. Его убили пять лет назад, в битве при Фридланде. Французская армия шла к Кёнигсбергу при поддержке своей мощной артиллерии. Беннигсен послал моего мужа к генералу, командовавшему правым крылом русской армии, чтобы приказать ему удерживать позиции любой ценой. И едва мой муж добрался до этого генерала, как был убит ядром, вместе с лошадью. Так мне рассказали его товарищи.
Графиня прервала свой рассказ, в глазах у нее стояли слезы, голос задрожал. Глубоко вздохнув, она продолжила:
— Видите, генерал, ваша армия виновна в смерти моего мужа! Той армией командовал маршал Ней, как я впоследствии узнала. И только утром в день отъезда военного, который квартировал во втором доме незадолго до вас, я обнаружила, что это был тот самый маршал Ней. Он спал, как и вы давеча, в комнате моего мужа! Если бы мне об этом сообщили раньше, я бы выставила его на улицу!
— Вам едва ли удалось бы это сделать, мадам. Мы все-таки на войне.
— Вы, может быть, и на войне. А я еще у себя дома, пока он не разрушен, — пронзительным голосом возразила графиня.
Затем она прислонилась к спинке стула, схватила двумя руками платок, поднесла к лицу и долго сидела, прижав его к глазам.
— Напрасно я так говорила с вами. Вы же мой гость, — промолвила она, положив руки по обе стороны от тарелки.
Мария стояла в дверном проеме, озабоченная, не смея вмешаться в разговор, в котором не понимала ни слова. Она тут же вошла в комнату, неся перед грудью блюдо, где лежал омлет с грибами.