— Надеюсь, вы не будете ругать меня за то, что я вас разбудила. Я видела, что у вас в комнате еще горит свет…
Затем она повернулась к креслу, сняла накидку, аккуратно сложила ее, сбросила домашние туфли. На ней осталась лишь белая рубашка до колен с вышивкой на груди.
Она подошла к кровати, и Франсуа подвинулся, освобождая ей место. Графиня села на край кровати, затем ловким движением подняла колени и повернулась, примостившись рядом с Франсуа. Не дотрагиваясь до него, она снова заговорила шепотом:
— Я говорю так тихо, потому что в этом доме все слышно, а я бы не хотела, чтобы кто-нибудь услышал меня и узнал, что я здесь, у вас. Для меня это было бы ужасно. Я знаю, что поступаю неправильно, что это нехорошо, но постарайтесь меня понять! Я живу одна, с несколькими слугами, в этом ужасном городе. Мне не с кем поговорить. Ольга еще слишком мала, чтобы я могла делиться с ней своими заботами. Вот уже семь лет, как ко мне не приближался ни один мужчина, даже на балу. Я очень любила своего мужа, хотя о нашем браке договорились родители. Но он уехал на войну через год после рождения Ольги, а еще через год его убили.
Франсуа Бейль слушал ее со странным чувством. Ему казалось, что обращается она не к нему, а к себе самой, и жалуется на жизнь, чтобы оправдать себя. Она и не смотрела на него. Ее лицо было обращено к потолку. Она замолчала и лежала неподвижно.
Выслушав ее рассказ, Франсуа понял, что не испытывает к ней никакой нежности. Физическое влечение к высокой элегантной русской даме? Возможно. Но никакого порыва страсти. Он подумал, что нежность у него вызывает скорее милая Мари-Тереза, с ее совершенно не манерным голосом и красивой польской юбкой, надетой специально в его честь. Покопавшись в памяти, он не вспомнил ни единого случая, когда бы занимался любовью без какой-либо душевной симпатии, за исключением, возможно, одного-двух случаев в ранней молодости, послуживших, так сказать, инициацией.
Графиня повернулась к нему и подвинулась ближе. Теперь он ощущал легкое прикосновение ее тела. Она схватила и крепко сжала его руку.
— О чем вы думаете? — спросила она. — Вы ничего не отвечаете мне, и, кстати, я даже не знаю вашего имени.
~ Франсуа.
— Я должна сказать вам совсем о другом, Франсуа, а не излагать >всю свою жизнь. Меня так пугает все, что может произойти со мной. Пугает и ужасает.
Ее пальцы нервно теребили его пальцы.
— Вы же видели мужчин, остающихся в городе. Сплошные бандиты. Они готовы совершить самое худшее, как только вы уйдете. Конечно, придет русская армия, но у ее командиров будут другие заботы кроме наведения порядка в Смоленске. Я умираю от страха и ничего не могу сделать.