Гуляя по улицам Борисова во время послеобеденного отдыха, они наблюдали любопытное зрелище. Город не был разрушен, его лишь в три приема пересекали войска. Сначала — русская армия, отступавшая перед Наполеоном. Тогда она еще не взяла на вооружение тактику «выжженной земли», как между Смоленском и Москвой. Она удовлетворялась опустошением лабазов и домашних амбаров. Великая армия продолжила эту работу. Наполеон торопил своих солдат, и армия вела себя довольно грубо, но не устроила ни разрушений, ни пожара. Только длинная центральная улица хранила следы ее пребывания: двери открыты, ставни вырваны из гнезд и пущены на дрова. На фасадах лавок остались надписи крупными черными или красными буквами, которые солдатам не удавалось расшифровать. Внутри все полки лежали сваленные на пол. Потревоженные крупные серые крысы бегали по комнатам в поисках отверстий, куда можно спрятаться.
Но уже в нескольких десятках метров от главной улицы картина менялась полностью. Жители с баулами спешили по делам, толкая перед собой тачки или тележки. Можно сказать, они пытались восстановить прежнюю жизнь за кулисами главной сцены. В отличие от Смоленска, они не обращали никакого внимания на солдат, не бросали на них злобных взглядов и мечтали только о том, чтобы их не трогали.
Лоррен в сопровождении Мари-Терезы, служившей ему также переводчицей, шел по городу в поисках дома для размещения генерала Бейля и полковника Арриги. Его внимание привлекла раскрашенная деревянная голова оленя, свисавшая с фасада одного из домов.
Вероятно, она указывала на постоялый двор. Войдя в дом, Лоррен и его спутница обнаружили темную комнату с закопченными от дыма стенами. Пол скрипел под ногами. В глубине комнаты, за стойкой, находился старик с лисьей мордочкой. «Никогда не видел, чтобы на чьем-то лице так явственно выражалась предательская натура!» — подумал Лоррен.
Переговоры шли недолго. Пока владелец издавал короткие вздохи, Мари-Терезе было поручено проинформировать его, что его постоялый двор реквизируется на два дня, каковое обстоятельство он должен почитать за честь, а ему самому лучше убраться отсюда подальше. Лоррен, не убежденный, что его мысль донесена правильно, дополнил ее красноречивым движением сапога.
В городе стоял шум от перемещений солдат, которым казалось, что они вернулись к радостям жизни. Лучше всего чувствовали себя поляки, они торговались в лавках, как на толкучке, пытаясь обменять форменные пуговицы и головные уборы Великой армии на пестрые иконы и статуэтки в форме яиц.
Лоррен заметил возвышающуюся над толпой фигуру Франсуа Бейля верхом на лошади и стал махать ему руками.