Вероятно, с той самой поры это «наслаждение» стало привычкой, необходимостью, той самой, которую некогда так точно сформулировал Юрий Олеша: «Ни дня без строчки». Ведь для этого нужна жесточайшая самодисциплина, одним вдохновением не обойтись. И Каверин начал писать много, пробуя себя во всех жанрах — в стихах, прозе и даже драматургии («трагедии в стихах»).
Приехавшему на несколько дней в Псков навестить жену и маленькую дочь Инну Юрию Тынянову Вениамин прочитал несколько стихотворений и одну из трагедий в стихах (в духе Гофмана, что представляется особенно характерным, учитывая уже недалекое будущее Брата Алхимика!) «Невероятные бредни о совокупном путешествии черта, смотрителя морга и студента Лейпцигского университета в женский католический монастырь» (вторую свою трагедию под названием «Предсмертные бредни старого башмачника Гвидо» он так и не успел прочитать). Внимательно выслушав первое сочинение, Тынянов сказал: «В тебе что-то есть», и эти слова стали для начинающего писателя своего рода путеводной звездой: ведь произнес их человек, о котором десятилетия спустя Каверин напишет: «Я не знал тогда, что его неслыханная содержательность на всю жизнь останется для меня требовательным примером. Что и после своей безвременной смерти он останется со мной, поддерживая меня в минуты неверия в себя, безнадежности, напрасных сожалений. Что в самом нравственном смысле моего существования он займет единственное, как бы самой судьбой предназначенное место».
О Юрии Тынянове речь пойдет дальше, в главе о жизни в Петрограде, где круг общения, круг интересов и самый пример старшего друга определят в конечном счете творческое и личностное существование молодого человека, превратившегося из Вениамина Зильбера в Вениамина Каверина.
Но вернемся к хронологии.
В декабре 1918 года в Псков приехал брат Лев, за несколько лет до того переведшийся из Петербургского университета в Московский на медицинский факультет. Пристрастившись под влиянием отца своего ученика, которого он готовил в гимназию, к карточной игре, Лев неожиданно поправил свое материальное положение, выиграв крупную сумму и купив на нее квартиру в самом центре, на Второй Тверской-Ямской улице.
«Когда мать постарела, а семья обеднела, — пишет Каверин, — он оказался главой нашего дома, и этот дом мешал ему, висел на ногах. Надо было что-то перекроить, перестроить. Надо было перевезти этот старый, развалившийся дом в Москву… где, как он надеялся, образовался бы новый дом, у него под боком, дом, который мог сам позаботиться о себе.