Лепила-2 (Шпыркович) - страница 33

      Я немного подумал и покачал головой:

       - Да нет, по-моему, никогда не слышал: ни в историях болезни, ни в направлениях, ни в картах амбулаторных ничего похожего, вроде, не было.

       - Ну, может, раньше так называлась, а теперь по-другому? - предположил доцент.

       - Может... - пожал я плечами.

       - Так вот, он был из семьи священника, предки которого служили когда-то в Лесногорске, в здешнем храме, и у них из рода в род передавалось одно предание...

       - Про колдуна? - обрадовано спросила Дина. - Ну, который под камнем жил, дьяволу молился, а потом его молнией ушибло?

       - Колдуна? - нахмурился доцент. - Нет, судя по тому немногому, что я знаю, колдуном Философ не был.

      - Кто?- удивленно спросил я

       - Философ, так звали старовера-отшельника, который поселился в здешних местах в XVII веке, наверное, вскоре после того, как произошел раскол в церкви. Тогда здесь была территория Речи Посполитой, и гонений на старую веру не было. Интересная, наверное была личность: староверы предпочитали жить все же группами, и в Лесногорске , тогда еще Каменце, тоже была довольно крупная их община, а этот видишь - жил отдельно, не захотев селиться даже рядом со своими единоверцами.

       - А Философ - это прозвище?

       - Почему прозвище, - пожал плечами Ермолаев, - обыкновенное греческое имя. Николай - "победитель народов", Василий - "главенствующий", Философ - "любомудр", "любящий мудрость", или лучше "любящий думать". По мне - все же лучше, чем какой нибудь Анемподист.

       Я представил, как медсестра зовет меня "Анемподист Философович..." - и поежился. Хотя, ходи рядом со мной, Полиевкты да Стратофилакты - привык бы, наверное.

       - Пока Каменецк был частью Речи Посполитой, как я уже сказал, гонений на староверов не было. Ну, а как стал он частью Российской империи в... году, став уже Лесногорском, так и стали их понемножку притеснять. От притеснения этого кто уехал еще дальше, совсем уж в глухие места, кто перешел в официально признанную православную церковь. Некоторые наглухо отгородились от общества, стремясь таким образом сохраниться - только вы Дмитрий Олегович знаете, что бывает в замкнутых коллективах - вырождение, как физическое, так и духовное.

       Я вспомнил сросшиеся пальцы дочери Вознесенской и ее слова: "...последняя, наверное, из староверов..." и кивнул.

       - Ну, а Философ был не таков. Он тогда был уже очень стар, но в "битву за веру", ринулся как молодой. По преданию, он настолько смело дискутировал с местной священнической братией, говорил настолько красноречивые проповеди - нет, не зря его видно Философом нарекли. Ни дать ни взять - второй Аввакум. Народ на площади соберет - и давай рассказывать, да так, что многие затылки чесать начинали, местных священников переговаривал хоть двух, хоть трех. Так что потребовалось вмешательство светских властей, наряду, конечно и с властями духовными. Нравы тогда были простые и незатейливые: пришли два солдата, да под руководством священника, прадеда Владимира Мартова, крепенько его отдубасили. Там же, у землянки, в которой жил старик, его и бросили. А ночью священник-то раскаялся, что так поступил, хоть и с раскольничьей, но христианской душой, и до того совесть его проняла, что запряг он лошадку и привез отшельника к себе домой. Перевязал раны, ухаживал за ним, только все равно неукротимый раскольник через два дня умер... Перед смертью он сказал прадеду Мартова: "Ты сделал мне зло, и сделал добро. Тех, кто только зло мне делал - Господь к себе скоро призовет, не будет у них ни рода, ни племени. Ты тоже умрешь, но род твой жить будет, отмолил я его у Бога, но не до конца: на место, где убивали вы меня, пусть потомки твои не ходят, там моя кровь к Небу вопиет".