Мы въехали в посвежевший после вчерашнего дождя лес, и запетляли по лесной дороге, притормаживая перед глубокими ямами, наполненными водой, пожилой историк продолжал рассказывать:
- ... Пророчество старовера скоро начало сбываться: те двое солдат, что Философа лупили, действительно, на свете не зажились - одного вскоре разбойники прирезали, он бездетным был, а второй по весне, вместе со всей семьей на лодке через реку переправлялся, да и перевернулся - никто не выплыл. Прадед Мартова умер меньше чем через год, строго-настрого заказав детям и всем потомкам ходить на то место, где стояла землянка Философа.
- Собаки Баскервилей, пардон, собаки Мартова там никто не видел? - усмехнулся я.
- Смейтесь, смейтесь, вот только деду Мартова было совсем не до смеха, люди тогда к таким вещам относились не в пример серьезнее, чем сейчас. Он даже переехал из Лесногорска в те самые Прошки, к дальним родственникам, лишь бы уберечь детей от родового проклятия. Вплоть до революции никто из них в Лесногорск и носу не казал. Ну, а слухи-то про проклятие ходили, вот и стало место убийство старого отшельника "нехорошим", "чертовым" Тогда, наверное, и родилась история про "злого колдуна". Староверы, конечно, знали истину, но, как я уже сказал, они жили обособленно, замкнуто. Да, и к тому же, они, по-видимому, тоже не очень-то любили Философа.
- Почему? - удивленно спросила Дина.
Ермолаев усмехнулся:
- Может, как раз за то, что он смелее всех прочих выступал, в то время, как они старались с властью ужиться, раз уж уехать с нажитого места, решимости не хватило. Не любят люди, знаете ли, тех, рядом с кем своя собственная трусость, будь она трижды оправдана - видна. Так что и они не возражали против того, чтобы то место "нехорошим" стало, хотя, по идее , должно было бы считаться объектом поклонения - борца ведь за веру убили.
- Жалко его, - задумчиво протянула Дина.
- Положим, неизвестно что было бы, приди Философ и ему подобные к власти сами, - резонно заметил Ермолаев. - Их "вождь и учитель" Аввакум, на полном серьезе писал к отцу Петра I: "...А что, батюшка-царь, ежели позволил бы ты мне, я никониян-тех всех под корень бы извел. Собаку Никона первым бы делом четвертовать. Да еще воеводу бы мне хорошего, умного.... Не боись, не токмо в крови руки не умыли бы, а и венцы ангельские от Бога бы заслужили..." - не помню уже дословно, но вроде так. Вполне возможно, что послушайся Алексей Михайлович старообрядца, волна насилия к тем, то начал креститься троеперстием, была не менее, а может, и более кровавой, чем та, которая осуществилась по отношению к "двуперстным". Запросто могли бы и впрямь "под корень" извести всех "допустивших неправильный уклон от генеральной линии". Наш человек склонен всех жалеть - от старообрядцев, до отпетых уголовников, только за то, что те от власти страдают. Не самое, кстати, плохое чувство - жалость, только она, бывает, "жалеющим" таким боком выходит, что ой-ей-ей.