И все было готово и сложено в большой мешок из толстой глянцевой бумаги с адресом портняжной мастерской и фамилией портного, и он носит все это – рубашки, и пиджак, и вельветовые штаны – по сей день, все вытерлось, но цело, а вельветовые брюки с твидовым пиджаком за это время стали с его подачи униформой преуспевающих мужчин в культурной среде…
Расплатиться тогда хватило как раз гонорара, полученного за перевод на словацкий его знаменитого в среде специалистов «Испуга и страха». Словак безо всяких формальностей сунул ему в руку узкий конверт – оказалось, очень кстати.
Прекрасные там были кошки, вспоминает он. Такой перебивкой, контрапунктом к одежде. Хотя какой тут контраст?
…Ночью после собрания, на котором Нинка, Нина Филипповна, так внятно, хотя и не назвав фамилии, предупредила, что ни под каким видом избежать завершения текущего проекта ему не удастся, у него прихватило сердце, вызвал скорую. Приехали два здоровенных парня, похожие больше на бандитов, чем на врачей, одетые как для подледной рыбной ловли. Записали кардиограмму, долго советовались с кем-то по телефону, госпитализировать его или нет, потом сделали укол и оставили дома. После их отъезда заснул ненадолго, а потом просто лежал до утра и пытался представить, как будет жить, завершив проект.
И вдруг понял, что жить будет точно так же. Ну вот не звонит – и что? Не умер же он. А она вроде бы умерла, хотя знаешь, что не умерла. А хоть бы и умер, хоть бы и умерла… Кажется, китайцы придумали – то, что совершится в будущем, уже совершилось. Ее уже нет. Надо плакать, колотиться головой о стену сегодня, не дожидаясь, когда в вестибюле выставят портрет с косой черной лентой и красные гвоздики в банке. А если сейчас ты не рыдаешь, только в груди что-то дергается через неравные промежутки, то и потом не должно наступить отчаяние. Все уже умерли.
Так постепенно проступает некий смысл этого сочинения. Какое-то учреждение, «контора», производит в рамках «проектов» нематериальную сущность, называемую «страх». События и явления вбрасываются в общественное сознание и повергают человечество в парализующий испуг. Герой в безвыходном положении: реализация его проекта убьет – создаст видимость убийства – его любовницу, отказ от реализации убьет – как бы убьет – его самого.
И вообще, работу надо доделать, это уж обязательно, тут никакой философии, сказал он себе. Почему? А по кочану. Потому что это работа. Да, всем страшно. Все боятся всего.
Страх.
Не стань его – не станет и работы; вот тогда кончится все.
Надо показать, что даже всего лишь допущение, что «страх» исчезнет, есть служебное преступление. Как у Оруэлла, мыслепреступление. Уместна ли ссылка на Оруэлла?