— Знаю, — это был даже не шепот, а слабый выдох, но смотрел Харриссон твердо и прекрасно понимал, что говорит. — Тебя подставили.
Валиант, едва не падая от усталости и боли в недавней ране, ощутил, как ноги его наливаются свинцовой тяжестью. Словно груз несправедливого обвинения, который он носил с собой все эти годы, начал давить на него еще сильнее, присовокупив к себе тяжелый камень обиды и досады на несправедливость.
— Ты… это знал? — тупо переспросил он.
— Узнал совсем недавно. Тебя подставил Дюмейн. Он мне рассказал, — Харриссон пристально смотрел на Валианта. Несмотря на усталость и слабость, он выглядел напряженным и сосредоточенным, боковым зрением он словно бы сканировал окружающее пространство, ожидая появления Дюмейна, которого не было среди убитых наемников.
Валиант молчал.
Теперь, когда Харриссон готов был выслушать все, что он хотел сказать, слова попросту обратились в бегство, не оставив после себя ничего, кроме тишины. Смотреть на Джеймса Валианту отчего-то тоже было тяжело. Он опустил глаза, стараясь не концентрироваться ни на чем, но не мог — его внимание отвлекали на себя две вещи: боль в ране на животе и кровь… Харриссон тоже был ранен. Правое плечо. Оттуда текла кровь, скорее всего, не отравленная ядом. Ее запах заставлял Валианта содрогаться, каждая клеточка тела начинала пылать огнем, требуя разорвать Харриссона на куски, пресекая любое сопротивление. В эти моменты Валиант Декоре по-настоящему боялся самого себя, бороться с этими инстинктами, когда его собственные силы дребезжали на пределе возможного, было чертовски трудно.
Тишина казалась невыносимо тяжелой, она давила своим неисчислимым весом на плечи Валианта, и он чувствовал, как по его телу прокатывается нервная дрожь. Похоже, Харриссону было не менее неловко, потому что и сам, несмотря на то, что с трудом мог стоять, пару раз неспокойно перемялся с ноги на ногу. Наконец, он выдавил из себя слово, которое Валиант никак не ожидал от него услышать.
— Прости, — тихо произнес Джеймс, опуская глаза.
Теперь они поменялись местами. Харриссону было невыносимо смотреть на того, кого он все эти годы считал монстром и убийцей своих жены и дочери, кого винил напрасно. А Валиант не мог не смотреть на человека, который столько раз, несправедливо обвинив его в жестоком убийстве, мог принести ему смерть. От услышанного сердце Валианта вдруг болезненно сжалось, и боль эта на какой-то миг стала даже сильнее боли в недавней ране — она сжала горло, надавила на грудь и острым клинком прокатилась по позвоночнику, заставив Валианта громко выдохнуть.