видели ее такой. Ривер чувствовала себя совершенно раздавленной, Она отказывалась от еды — кусок не лез в горло. Она почти не спала, даже когда оставалась одна, могла лишь смотреть в одну точку и пребывать в этом состоянии, радуясь, что мысли разлетаются куда-то и оставляют ее в покое. А стоило ей вернуться в реальный мир, как перед глазами вставала картина, как Валиант, схватившись за простреленное горло, срывается с обрыва.
Ривер думала, что будет, не переставая, рыдать от этих воспоминаний, но слез не было. Глаза были сухими, и их неприятно жгло, стоило только опустить веки.
Тридцатого декабря нападки прессы, наконец, прекратились: журналисты перестали пробираться в больницу под видом друзей и родственников, да и полиция оставила свои расспросы. Ривер впервые этим утром все же решила поесть. Еда показалась ей безвкусной и даже противной, но она заставила себя доесть порцию и встала, чтобы пройтись.
Она медленно шла по коридору Касперского Медицинского Центра в палату, где лежал, оправляясь от ран, Джеймс Эммет Харриссон. Ривер не видела его с того самого жуткого момента у обрыва. После падения Валианта с обрыва она потеряла сознание и не приходила в себя довольно долго. Очнулась она уже в больнице и узнала, что ее, Джеймса и Стивена Монро привез туда доктор Сэм Картер. А после начались нападки прессы и расспросы полицейских, и Ривер потеряла счет времени, отвечая одно и то же на различные вариации одних и тех же вопросов.
Связавшись с родителями в день своего пробуждения, она дала понять, что все хорошо, но попросила их не приезжать в Каспер. Она обещала, что доберется в Лоренс вместе с детективом Монро, а еще сказала, что весь кошмар остался позади, и ей больше ничто не угрожает. О том, что случилось с Валиантом, она тогда сказать не смогла.
Подойдя к палате Джеймса, Ривер замерла у двери, не в силах сделать последний шаг. Отчего-то теперь она испытывала перед ним неловкость, даже стыд. Что она ему скажет? Она не знала. Но и не войти не могла — знала, что это будет нечестно.
Пересилив себя, Ривер сделала шаг и оказалась в одиночной палате. Джеймс бодрствовал. Из-под больничной рубашки проглядывались бинты на груди, перемотана была и ладонь правой руки, а еще — Ривер знала — у него было туго забинтовано правое плечо. Он казался похудевшим, болезненно осунувшимся и ослабевшим, но живость в его глазах уже проглядывалась. Он посмотрел на посетительницу и постарался скрыть блеснувший в глазах огонек.
— Привет, — тихо произнес он.
Ривер поджала губы и кивнула, невольно обняв себя за плечи. Джеймс неуютно поерзал в кровати.