В голосе Роговцевой звучало презрение.
— Полагаете, что у Конова нет надежды? — продолжал я, опасаясь возмущения собеседницы, вызванного моей неискренностью.
На сей раз дама не заметила моей игры.
— Не могу знать, — пожала она плечами, — юным барышням быстро надоедает страдание от безответной любви, и они решаются на роман с более сговорчивым кавалером…
Собеседница рассмеялась, не смущаясь двусмысленности своих слов.
— Позвольте узнать, какое впечатление производил на вас господин Федулин? — вернулся я к теме разговора о домочадцах. — Вы находили его таким же скучным?
— Увы, — вздохнула дама, — его речи были способны усыпить любого…
— Любопытно, что вы столь любезно составили ему компанию за кофе, — мысль прозвучала бесцеремонно, и я приготовился к новой волне возмущения.
Нет, светская особа промолчала, лишь усмехнулась, взглянув исподлобья.
— Ох, мой друг, — вздохнула Роговцева, — какой мне резон травить чудака Федулина? Впрочем, вы не ответите…
Она махнула рукою.
— Позвольте следующий вопрос, возможно, покажется вам странным, — произнес я, поймав во взгляде подозреваемой насмешку, явно говорящую, что более странного, чем сказано, она вряд ли услышит. — Вам известно о гибели сельской ведуньи?
Дама замерла, пытаясь унять участившиеся дыхание.
— Ужасно! — произнесла она натянуто. — Ведь я накануне говорила с этой девушкой… На прогулке в обществе поклонника я встретила ее… Она не испугалась и бойко подошла ко мне, предложив погадать, не требуя платы за свои труды… Позвольте умолчать о той чепухе, которую наговорило несчастное дитя…
Невозмутимая особа едва сдерживала слезы.
— Вам жаль ворожею? — вновь мой тон звучал искренне.
Но собеседница вновь раскусила меня.
— Вербин, умоляю! — воскликнула она, всплеснув руками. — Говорите прямо! Вы насквозь видите меня и понимаете, что дело не в жалости… У нас состоялся личный разговор, который не дает мне покоя…
— Вы полагаете, что разговор связан со смертью девушки? — прямо спросил я. — Тогда почему скрываете?
— Не могу сказать, — надменная особа взмолилась. — Прошу вас…
Нетрудно было понять, что дама не станет откровенничать даже под пытками. Оставалось только теряться в догадках и надеяться на внезапное благоразумие скрытной особы.
* * *
Пожалуй, самый сложный разговор, как я и опасался, состоялся с Лизанькой. Барышня испугано смотрела на меня, будто загнанный зверек.
— Не сочтите меня безумной! — воскликнула она, закрывая лицо руками.
— Смею вас заверить, что подобные мысли ни разу не посещали меня! — спешно произнес я.
— Мы прокляты! — собравшись с духом, произнесла юная барышня, пристально глядя мне в глаза, дабы понять, восприняты ли ее слова в серьез.