— Как? Ты брат Сюзон? — удивилась Моник. — Тогда я не стану больше сетовать на нее. Ведь если бы я это сделала, ты бы тоже в свою очередь мог начать жаловаться на нее, ибо она не утаила от меня, что надеялась получить от тебя.
Мы вместе погоревали по поводу нашей дорогой Сюзон, чья участь была нам неизвестна, и сестра Моник продолжила свой рассказ.
— Если Сюзон рассказала тебе все вплоть до моего приключения с Верланом, ты уже наверняка догадался, что именно о нем я хочу сейчас поговорить. Мое нынешнее преображение удивило его. Он видел меня через монастырскую решетку только один раз, и запомнил меня как живую, пылкую, кокетливую девушку, образ которой не стерся даже после многолетней разлуки. Когда Верлан вернулся в наши края, слух о моей набожности как раз вошел в полную силу; и он лично захотел поглядеть на эту мнимую перемену. Он увидел меня в церкви и тотчас же последовал туда за мной якобы из простого любопытства.
Хоть я и строила из себя неприступную монашку, это не мешало мне с любопытством разглядывать тех, кто меня окружал. Я заметила Верлана, и его вид сразу же воскресил во мне все пылкие чувства, которые я испытывала к нему. Я покраснела при виде мужчины, некогда оказавшемся свидетелем моей слабости, а затем покраснела еще больше, не в силах скрыть от него, что более чем готова совершить эту ошибку еще раз.
Верлан возмужал. Возраст смягчил присущую ему живость, сделав его красоту еще более хищной. Его присутствие воспламенило меня. Я не могла сдержаться и то и дело поглядывала на него, и каждый раз сталкивалась с его взглядом, пристальным и нежным. С тех пор, как я увидела Верлана, я изо всех сил пыталась держать себя в руках. Но одно его постоянное присутствие очень скоро привело меня в такое исступление, что я не могла больше скрывать чувства, бушевавшие в моей душе. И, конечно же, молодой человек понял, как я недовольна его медлительностью. Он не стал больше ждать, и подкараулив меня на выходе из церкви, последовал за мной в темный и безлюдный переулок, по которому я собиралась идти.
— Прелестная Моник, — сказал он, остановив меня, — может ли мужчина, некогда имевший счастье познакомиться с вами и заслуживший ваш гнев, предстать перед вами, избежав повторения той же сшибки? Если самое искреннее раскаяние в состоянии искупить мой грех, вы не должны гневаться на меня!
Его голос дрожал. Я сжалилась над ним и сказала, что галантному мужчине должно забыть о прегрешениях неопытного юноши.
— Вы не знаете всех моих грехов, но отпускаете их мне? — спросил он с улыбкой. — Я как никогда нуждаюсь в этой доброте, ибо способен на новый грех.