* * *
Маат, бредя через закатное время своей жизни, заглядывает в разные уголки музея, туда, где висят огнетушители, где находятся незаметно встроенные в стены двери, куда почти не доходит свет и где приходят в голову разные мысли. В одном из этих углов Маат находит окаменевшего посетителя. Он застыл в позе человека, давно здесь находящегося, долго все разглядывавшего и сравнивавшего. Он примеривается. Маат знает посетителей, которые терпеливо выжидают, почти не двигаясь, которые остаются у старых картин, чтобы скопировать их. Таких Маат любит. Они остаются здесь так долго, что начинают видеть то, что видит Маат: мистические леса, где улыбаются отшельники, пораженные стрелой. Затерянные планеты, на которых живут люди. Руки, расцветающие на золотом фоне остановившегося времени.
Посетитель делает наброски рисунков. Движется только его рука. Он смешивает краски. Маат поигрывает связкой ключей. Позвякивая ею в тишине, он медленно подходит все ближе, описывая все более сужающиеся круги, чтобы узнать, что копирует незнакомец. Маат ожидал увидеть точное воспроизведение жестов, которые он знает наизусть, тех жестов, которые давно ушли из жизни и сохранились только здесь, но когда он подошел настолько близко, что смог разглядеть картину посетителя, то едва поверил своим глазам. Посетитель скопировал все, что висит в отделе, и сделал из этого изображение Маата. Маат видит Вселенную, имеющую очертания Маата. Старые картины соединились в ней, в ее черноте, чтобы вращаться там по спирали, сжаться, вспыхнуть и однажды медленно погаснуть. Впервые Маат видит все эти картины одновременно, этот невероятный водоворот рук, ног и крыльев. У него начинает кружиться голова. Он ищет глазами ту единственную картину, за которую он смог бы ухватиться, картину, которая всегда встречает его в это время.
Вечером Сын Божий берет с собой Петра, Иоанна и Иакова-старшего и идет с ними в Гефсиманский сад на Масличной горе. Место крутое и скалистое. В полутьме поют птицы, чьи брюшки отливают красным, они всегда там, куда идет Сын Божий.
Они сидят в коричневатой траве и на крошечных, доходящих до колена деревьях, у которых листья подобны звездочкам аниса. Деревья сухо высвечиваются из тьмы и шелестят. Сын Божий возвышается над всем, хотя Он погружен в молитву. Он заполняет собой всю расселину. Он одинок на этом куске земли, отделенной от людей этой расселиной. За скалой, на краю Гефсиманского сада спят ученики. Петр раскрыл ладони и скрестил их на коленях. Иоанн обхватил себя во сне руками. Иаков подпирает левой рукой свою отяжелевшую голову. В то время, когда глаза учеников затоплены сном, Сын Божий воздевает руки к кроваво-красному небу. Из голубого облака к Нему склоняется ангел. Сын Божий и ангел смотрят друг на друга. В то время, когда глаза учеников затоплены сном, в то время, когда руки Сына Божьего принимают чашу на одиноком кусочке земли, на левом краю картины появляются четыре паучьи пальца, пальцы Иуды. Они судорожно обхватывают ограду ночного сада и начинают валить ее на землю вместе с его поющими птицами, шелестящими деревьями и скалами.