— Подымем шампанское за здоровье товарища Фрейвалда! — подойдя, говорит Талис. — И за будущую дачу в Гарезере!
Чета Крауклитисов из всего того, о чем за их столиком спорил доктор наук с молодым кандидатом, не поняла ни слова и почувствовала себя неуютно. Крауклитис тщетно проискал водку, в баре остались какие-то опивки. Когда Таливалдис втиснул ему в ладонь стакан с кусочками льда, мебельщик рассудил, что пора смываться. Пошептавшись с женой, пошел к Лиге извиняться, что им нужно домой, потому как заболел ребенок. Талис сердечно пожимал ему руку, сожалел, что гости так скоро уходят, и выразил надежду, что дитя скоро поправится. Лига, в свою очередь, завернула кусок торта для больного чада, и чета мебельщиков по-французски удалилась. Вернувшись обратно в комнату, Талис заметил папу и Ноллендорфа, стоящих посредине кабинета. Ноллендорф держал главного дирижера за пуговку пиджака и, как обычно, донимал наивного музыканта каверзными вопросами.
— Значит, у гениального композитора могут быть и неудавшиеся произведения? Вот так шутка! — удивлялся Ноллендорф.
— Нельзя требовать, чтобы все опусы были на одинаковом уровне. Результат зависит от многих обстоятельств: от вдохновения, от темы, от состояния желудка и кишок, если хотите.
— Но я бы не называл ученого ученым, имей он хоть одно слабое исследование. Видите, сколь велика разница между наукой и искусством.
— Вы, думаю, согласитесь со мной, что Чайковский гениален, — не сдается папа, — тем не менее он самолично уничтожил оперу, которая уже была поставлена. Стало быть, считал ее неудавшейся. За весь свой век я ни разу не слышал «Vittoria» Бетховена, ее нигде не исполняют, потому как общепризнано, что это произведение неудачно. Но разве Бетховен не гений?
— У Дарвина, Павлова, Ковалевского и товарища Бертульсона, — Бертульсон делает глубокий поклон, — нет ни одного не годного научного труда. Ни одного. Они все замечательны!
— Но откуда вы знаете, что они так хороши, если не с чем сравнить? — начинает нести заведомый вздор папа, который уже совсем сбился с толку.
Ситуацию спасает Таливалдис.
— Действительно, если в мире не было бы плохих жен, как мы узнали бы, что есть хорошие?
Всеобщее оживление и смех. Поднимаются бокалы за присутствующих жен. Профессор галантно подходит и чокается с мадам Ноллендорф, она сегодня самая знаменитая гостья. Супруга академика чувствует себя польщенной, она столь же галантно отвечает:
— За отцов, которые вырастили таких славных сыновей.
— Славных, да! — громко поддерживает Домбровскиене. — Верно, что ваш Пич пошел работать каменщиком?