Тут же сидела придорожная непу́тка, каких в любом кружале полно. Две косы, непокрытая голова. Разбитная деваха льнула то к одному, то к другому, играла, смеялась. Мужики поглядывали на дверь, мельком – на весёлых походников. Ознобиша тоскливо отвернулся.
«Для какого же ремесла я законы в память уталкивал, как капусту в бочонок? Вот бы выездному судье служить…»
С горя хотелось подойти к тем пришлым да этак ненароком обмолвиться: ужина не ждите, в поварне котёнок в кашу свалился!
Было тепло. В печку только что подбросили дров, из устья пышело светом и жаром. Калита уважительно, с поклоном, на длинной кочерге внёс в горнило масленую лепёшку:
– Прими, надёжа-заступник, батюшка святой Огонь…
Радуясь безбедному прибытию, он расщедрился напоследок. Походникам выставили рыбу с ситовником и грибами. Такую вкусную, что даже писаря никто не стал задирать, не сунулся обнюхивать нарядный кафтан.
– Вот бы жира глупышей прикупить.
– И прикупим. Если за год птицы не вывелись.
– Типун тебе! Велик Киян, не скоро льдом схватится.
– Брать жир, так лучше птенцовый.
– Отъедаются, говорят, толще взрослых, из сала одни клювы торчат.
– Гибель по скалам их собирать. Больно дорого жир встанет.
– Зато светит чисто, без копоти. И не горкнет вытопленный, не смердит.
– Хуже земляного дёгтя всяко не провоняет!
Посмеялись.
– И ещё рыбы морской. Нашей прудовой не чета.
– За мороженой опять наверх, до зимних лабазов…
– А свежей там наедимся.
Ознобиша напряжённо ждал, когда назовут место завтрашнего привоза, но не дождался. Все, точно сговорившись, говорили попросту «город».
– Медных окуней прежде Беды свежими довозили. В меду.
– Сам едал?
– Дядька на поварне служил, пером укололся. Рука чернеть начала, еле отстоял лекарь.
Ещё посмеялись.
– Рабы, говорят, дёшевы бывают, когда переселенцы поездом собираются. Иные вновь под игом проходят, чтобы своим дорогу купить.
– Рабы нигде не в диковинку. А вот по добычному ряду вправду походить бы. Там, говорят, только царского венца не увидишь.
– Да и то, если хорошенько поспрашивать, уж малых венцов-то парочку вынесут…
«Книги старинные, – тотчас размечтался Ознобиша. – В Невдаху. Ардван жаловался, дописьменным уставом скудна книжница…»
Он благоразумно приберёг своё мнение. Спор в углу ненадолго сделался громче.
– Коли так, и ступай себе, дешевень! Тоже дочка боярская!
– За такую цену семеры девки сбегутся, каждая красивей тебя.
– А сумеете каждой честь оказать? С вас, беспо́ртья, ни прибытку честной красавице, ни веселья.
Ознобиша оглянулся. Непутка уже покинула пришлых, надутая, недовольная. Зяблик успел насмотреться на её придорожных сестёр. Собольи наведённые брови, ресницы, склеенные жиром и сажей… Самодельные белила расплылись на густом затёке у глаза. Ознобиша моргнуть не успел, как деваха по-хозяйски водворилась к писарю на колени. Заёрзала, потянулась к лицу.