– Вот настоящий гость! Богатый, красивый! Поди, стосковался, душа, по ласке в дальнем пути?
Бородачи выбрались из-за стола, пошли к двери. Они вплотную миновали Ознобишу, сидевшего, по обыкновению, в самом низу стола. Угрюмые люди, тревожные, как натянутые тети́вы. С чего бы?
Окул едва не согнал «честную красавицу», потом заулыбался, приобнял. Пухлое, жаркое тело наполнило его руку. Ознобиша исполнился омерзения, зависти, жгучего любопытства, вспомнил мирскую учельню, девок-плясуний. «А ведь писарь моими кормовыми расплатится…»
Окул засопел, оставил еду, полез прочь со скамьи. Удачника провожали советами, насмешками, пожеланиями. Ознобиша уткнулся, не стал смотреть, как уходит.
«А вот не глянусь хозяину… Возьмёт на сторону отошлёт… Богатому переселенцу в Аррантиаду продаст…»
Гадать, жалеть себя, бояться – зряшное дело. Одних болячек доищешься. Ознобиша нахмурился. Обвёл пальцем заплатку на скатерти. В душе сидела заноза. Зяблик сосредоточился, начал правильно дышать, как учил воинский путь. Застольный гомон отдалился, начал рассеиваться. Ещё немного… заноза наконец явила себя. В памяти всплыли пришлые мужики.
Две тетивы, готовые бросить каждая по стреле. Две лески, подсёкшие в тёмной глубине рыбину. Добыча поймёт, что наживка таила крючок, но будет поздно.
Окул, ушедший с продувной девкой.
Ознобиша торопливо облизал ложку, побежал кругом стола к хозяину поезда:
– Добрый господин… Писаря поискать бы.
Обвалился громовой хохот. Поезжане, без того шумные и радостные от пива, очажного тепла, доброй еды, показывали пальцами:
– Ну, малец!..
– Тебя только им не хватало!
Утирали глаза, чуть не кулаками по столу бухали.
– Экой обморок-парень! Соскучимся без него обратной дорогой.
Сам купец уступил людскому веселью. Спрятал усмешку в бороде. Даже не отмахнулся – взял Ознобишу за плечо, развернул от себя, толкнул в спину. Беги, детище, к игрушкам своим, а во взрослые разговоры не лезь.
Двор был почти тёмен и вдобавок затоптан десятками ног. Братейкиного умения разбирать следы Ознобиша так и не нажил. Просиживал в книжнице, пока другие кабального в чаще ловили. Ознобиша быстро огляделся. Возчики уже задали корм упряжным оботурам и сидели на облучке, чинно опуская ложки в общую мису.
– Здорово хлебать, – подошёл к ним Ознобиша. – Вы, почтенные, писаря Окула не видели?
Один мотнул головой. Второй чуть усмехнулся, скосил глаза в сторону собачника. Дощатая дверь стояла прикрытая, однако запоров в собачниках не бывает. Лучше псов имать по двору и кругом, чем лить слёзы после пожара.
– Боюсь, Окул наш в беде, – сказал Ознобиша. – Не пора бы вступиться…