…Итак, самоподготовка. Скрипят перья. Шуршат страницы.
Дневальный кричит:
— Ефрейтор Игнатов, на выход!
Я спешу. Дневальный весело подмигивает мне… Неужели Лиля?
Выхожу из казармы. У курилки, которая сейчас пустая, облокотившись на перила, стоит Маринка. У ног маленький синий чемоданчик. Она грустно смотрит на меня и чуточку улыбается глазами:
— Я не помешала?..
— Конечно, нет, — говорю я. И беру ее холодную ладошку.
— Поздравляю, — говорит она.
Лычки. Ясно.
— Рад стараться, — говорю я.
— Ты проводишь меня немножко? — Она глядит пристально и серьезно.
Я поднимаю ее чемодан. А в воздухе столько запахов, что прямо кружится голова. И мне совсем не хочется говорить. Не хочется.
— Ты не спрашиваешь, куда я еду, — говорит она. — Тебе не интересно.
— В отпуск.
— Нет. Тебе не интересно.
— Я толстокожий, — говорю я. — Это правда. Но ты мне не безразлична.
— У тебя Лиля.
— Я влюблен.
— И у меня любовь тоже. Странно… — сказала Маринка. — Все получилось так… Ты же знаешь, какой лейтенант Березкин мечтательный. И вдруг… Я, правда, и раньше подозревала. Только не верилось… Словом, мы расписались с ним.
— Какой же я дурак, — сказал я. И протянул Маринке руку. — Ведь я-то думал, что нравлюсь тебе. Мне и неловко было из-за этого.
— Ты нравился мне, — сказала она просто.
— И ты мне немножко. Тогда, в поезде…
— Как мило! — не без иронии сказала она. У нее были розовые щеки. — Неделю назад Лешу перевели в Петрозаводск. А теперь еду я. Леша получил комнату…
— Прости, что за Леша?
Я и не знал, что Березкина зовут Алексеем.
Темнело. И лес плотней прижимался к дороге. Но дорога была светлая. Она тянулась далеко-далеко, ровная, как ученическая линейка… Комары кружились над нами, тонко попискивая. Приходилось отмахиваться, порою хлопать себя по лбу… Мы подошли к машине, на которой она должна была ехать до станции. Машина стояла накренившись, и левый борт ее высоко задирался над правым. Шофера еще не было. Мы некоторое время молча стояли. И я смотрел мимо Маринки, она мимо меня. Потом пришли сразу три офицера и сверхсрочник с женой. Они залезли в кузов. А мы еще стояли внизу, когда Маринка, увидев шофера, подала мне руку и тихо сказала:
— Мы, конечно, больше не встретимся. И писать нам друг другу нечего. Но мне не хочется говорить — прощай! До свидания…
Ветер подхватил выбившуюся из-под берета прядь волос, бросил Маринке на глаза. Она поправила волосы рукой. Озорно посмотрела на меня. И, круто повернувшись, схватилась за борт руками. Легко подтянулась. И через секунду сказала из кузова:
— Подай чемодан.
…В ленинской комнате пусто. Наверное, самоподготовка уже окончилась. В расположении третьего взвода играли на гармошке. Играли удручающе однообразно. Я сел на стул и, обхватив лицо руками, закрыл глаза.