Игорю дали соответствующую — Матросенок.
Банда Матросенка занималась, так сказать, мини-рэкетом. Матросята (или амурчики), как и старшие амурцы, сдирали деньги с «лохов» — богатых жуликов и спекулянтов. Правда, запросы у них были пониже, чем у ребят Матроса, — не на тысячи шел счет, а на сотни. Но суть была та же.
В мини-банду Матросенка входила «рэкетирка», то бишь рэкетир-женщина. 18-летняя Наташа Кравченко быстро освоилась на этом традиционно мужском поприще. Как-то раз, приняв наркотик, она вломилась в дом к спекулянту Мащенко и принялась крушить молотком (знакомый почерк!) направо и налево.
— Кашляй, гад! — крикнула хозяину Наташа, покончив с бесфамильным хрусталем и занося свой ракетный (не путать с крикетным!) молоток над фарфоровым сервизом «Мадонна».
Понятно, что Мащенко скорее расстался бы с фарфоровой «Мадонной», чем подчинился требованию «мадонны с молотком», но, отлично понимая, что сервизом дело не ограничится, он «кашлянул»…
Заметим походя, что матросский клан был не единственным на Амуре: дети многих бандитов (к примеру, того же Шапы) унаследовали отцовский промысел.
И на этом закончим нашу развернутую характеристику Мильченко-Матроса, тем более что в ходе повествования мы не раз еще повстречаемся с этой «яркой» и в то же время темной личностью.
Глава IV. Предельный «беспредел»
«Где я?» — Анзор Аветисян с натугой разлепил пудовые веки.
Приподняв голову, в которой лениво перекатывались, постукивая друг о друга, бильярдные шары похмелья, Анзор установил, что лежит на заднем сиденье собственных «Жигулей», припаркованных у обочины напротив городского универмага. В универмаге Анзор отродясь не бывал, ибо с самых пеленок одевался исключительно на черном рынке. Сейчас его кремовый бельгийский костюм был измят до такой степени, будто спал Анзор не в автомашине, а в другой машине — стиральной. С полчаса просидел Анзор в автомобиле, тупо глядя прямо перед собой и почесывая застарелую мозоль от рюмки на переносице. Наконец, в затуманенном его мозгу наметился просвет в виде слова «Рама».
«Рамой» в народе называли бар уже известного нам кафе «Льдинка».
Осторожно, дабы ненароком не загасить робкую искорку воспоминания, Анзор тронул машину с места и поехал в «Льдинку», прилагая по пути титанические усилия, чтобы не выскочить на тротуар: его почему-то все время заносило вправо… Встречи с ГАИ Анзор не опасался: здесь у него, как у легкого морозца ясным осенним утром, все было «схвачено».
В бар Аветисян вошел с опаской, как входят из освещенного вагонного коридора в темный и грохочущий тамбур.