— Узнаете?
— Знакомое обличье. Он похож…
— На кого?
— На Николая Алексеевича.
— Фамилия?
— Некрасов… Такого видел в «Ниве».
Ротмистр подавил вспыхнувшее раздражение:
— Вам, господин Вагжанов, не откажешь в наблюдательности. Это не фотография сочинителя Некрасова, а Фомы.
— Фомы? Не знаю такого.
— А вот не откажите в любезности взглянуть на эту, — ротмистр протянул другой снимок.
Вагжанов взял фото, с минуту смотрел, возвратил:
— Очаровательная барышня. Не знаком…
Щербович подал еще несколько снимков, но Вагжанов ни в одном из них не признал знакомых людей.
— Собирали ли у рабочих фабрики деньги?
— Как же! Собирали, и не раз!
Ротмистр оживился. Товарищ прокурор, не проронивший до сих пор ни слова, промычал что-то неопределенное.
— На что же собирали деньги? — мягко спросил Щербович.
Допрашиваемый выдержал длительную паузу, подогревая интерес к ответу, стал загибать пальцы правой руки:
— Кто только не собирал и на что только не собирали! Пожертвования на ремонт храма Покрова, на панихиду по убиенным воинам, на рождественские подарки обитателям приюта при Тверском доме трудолюбия. Собирали штрафы…
— Хватит! — резко перебил ротмистр. — В собраниях рабочих участвовали?
— Никто меня не приглашал.
— Что вы знаете об убийстве рабочего Павла Волнухина?
— Фамилию эту впервые слышу. А про убийство слыхал, во вторник на фабрике говорили, что какого-то барина прикончили.
Ротмистр стал писать, а Вагжанов обменялся не очень дружелюбным взглядом с товарищем прокурора, осмотрел следственную комнату, окинул внимательным взором стол, за которым оформлялись его показания, повернул голову вбок. Вагжанов заметил занавеску, закрывавшую вход в другую комнату, и ему показалось, что за ней кто-то спрятан. Ротмистр протянул ему исписанный лист:
— Если не найдете здесь отклонений от сути нашей беседы, то подпишите.
Вагжанов сначала прочитал протокол допроса про себя, а потом последний абзац вслух:
— «На предъявленное мне обвинение в том, что был участником в преступном сообществе, организованном среди рабочих фабрики и ставившем целью добиться перемены правления путем революции…» — вот вы меня в чем обвиняете!
Ротмистр взял лист в руки, посмотрел на подпись, произнес:
— Ну вот и хорошо, на сегодня пока все!
Потом вызвал жандарма и приказал ему:
— Сопроводите!
Когда дверь захлопнулась, Щербович, повернувшись к товарищу прокурора, значительным тоном сказал:
— Крупная птица!