Ему не доставляло никакого удовольствия проводить все эти изнурительные допросы. За годы службы психика Богута, конечно, уже неплохо приспособилась к подобным испытаниям, но преклонные лета давали о себе знать. И если раньше Глен видел перед собой только закованного в наручники врага, из которого надо выбить нужную тебе информацию, то теперь он смотрел на молодых парней, относящихся к службе, как к работе. Большинство исправно выполняли приказы, поскольку этого требовал их контракт, но не готовы были умереть за своих сослуживцев, за командира, за идею, в конце концов. И, по иронии судьбы, именно из-за этого «делового» отношения пленников не получалось ненавидеть. Ты ведь не станешь мстить палачу, который казнил твоего брата, ведь палач лишь приводит приговор в действие. Это — его работа.
В этом, пожалуй, и заключалось принципиальное различие между армиями Синдиката и Легиона: истинные единомышленники Эдварда не готовы были проливать за нее кровь, в отличие от преданных бойцов Тейлора. Единомышленники Эдварда умножали капиталы и торговали на бирже, сидя в уютных офисах на Уолл-стрит. И в этих махинациях им не было равных. Но ни один из «белых воротничков», кого защищал мистер Уоррен, никогда бы не заслонил его собой от пули. Ни один. Богут был в этом больше чем уверен. А эти парни, которые воюют в Кувейте… Всего лишь пешки, на которых Эдварду, по больше части, плевать — как, впрочем, и им на него.
«Деньги, деньги, деньги… Неужто совесть и мораль окончательно устарели?» — с грустью подумал Богут.
Едва ввели обещанного русского, Глен с трудом сдержал разочарованный вздох: плевать, что вновь прибывшему на вид лет под шестьдесят, — добиться подобного эффекта для Сэма не составило бы труда. Куда хуже, что вновь прибывший был на голову ниже и вдвое уже в плечах, чем Мамонт.
— Отпускайте, — махнул рукой ликвидатор.
— Но, сэр… Вы даже не побеседуете с ним? — удивленно спросил солдат.
— Ты решил меня поучить, рядовой? — нахмурился Богут.
— Вовсе нет! — спешно заверил парень.
— То-то, — кивнул ликвидатор и, переведя взгляд на пожилого мужчину, сказал:
— Простите, сэр. Ошибка вышла.
— Ошибка… — проскрипел незнакомец. — Из-за ваших ошибок у нас теперь дома нет!
— Мои соболезнования, сэр, — не придумав ничего лучше, сказал Богут.
— Соболезнования… Совести у вас нет, — с укором произнес мужчина и, вырвавшись из рук рядового, вышел из кабинета.
«Еще один недовольный старик, — думал Богут, провожая русского рассеянным взглядом. — Молодые нас побаиваются, им есть что терять, а эти… Эти хотели дожить пять — десять лет вдали от «цивилизованного мира», тихо и спокойно, но чертов цивилизованный мир, увы, добрался сюда раньше, чем они двинули кони. И черт его знает, что лучше — провести остаток жизни в ночлежке, беженцем, или получить пулю в лоб от разозленного солдата и позволить душе отправиться на встречу со Всевышним? Я бы, пожалуй, предпочел второй вариант…»